Фустат. Окончание весны 1169 года
Совет продлился до позднего вечера. Халиф Аль-Адид устал, у него ломило суставы и давило в висках. Последние годы болезни отбирали силы владыки с прожорливостью отощалого шакала. По словам лекарей, халиф был здоров, то ли благодаря их лекарствам, то ли – их молитвам. Но тяжелее недугов были те волнения, что день за днем переживал правитель. Его землю терзали враги. С одной стороны – крестоносцы, обосновавшиеся в Иерусалиме, и точно вороны-падальщики кружащие по пустыне в поисках наживы. С другой – агрессивный натиск жадного Нур ад-Дина, мечтавшего вонзить свои зубы в сочный кусок египетской плоти. Пресытившись союзом с королем иерусалимским Амори I, с дикарями чужой веры, носящими на груди алый крест, он понял, что из двух зол лучше выбрать то, что еще возможно обратить во благо.
Несколько лет халиф защищался от армии проклятого сельджукского атабека Нур ад-Дина и его верного пса Ширкуха, но теперь обратился к ним за помощью, как бы ни было это унизительно. Речь шла более не о гордыне. Под угрозой оказался мусульманский народ. Необходимо избавиться от чужаков, а со своими… со своими всегда можно разобраться позже.
Вопрос встал о том, кого назначить новым визирем после смерти глупца и предателя Шавира, приведшего в Египет сельджукскую чуму. Можно было бы отдать этот пост Ширкуху, военачальнику Нур ад-Дина, но тот несвоевременно скончался. И все же оставалось несколько возможных претендентов.
– Я осмелюсь обратить взор владыки к имени Аскара ад-Дина ибн Заира, – голос советника звучал, как жужжание полуденной мухи, сонной и жирной, едва поднявшейся в воздух. – Он один из немногих, кто пытался вразумить Ширкуха, дабы остановить армию и умерить алчность завоевателя.
– Это достойный муж, – одобрил второй советник, – я слышал об его отце только доброе.
– Но я никогда не слышал о самом Аскаре ад-Дине, – резко прервал их уставший халиф. – Возможно, он так же невзрачен, как крошечные ночные бабочки, что залетают на огонь. Они сгорают в пламени бесследно, а другие летят снова и снова. Им нет числа, и различить их невозможно. Но ежели ястреб влетит в окно, его уже не забыть, не так ли?
Первый советник приоткрыл свои тяжелые веки, немного распрямил лицо, утопающее в усах и бороде.
– А не больше ли беды от ястреба, чем любования? – осторожно спросил второй советник, бросив взгляд на третьего, который настороженно прислушивался к словам повелителя.
– Не больше, если хватит сноровки приручить его, – важно ответил халиф, улыбнулся и сощурился, довольный таким поэтическим оборотом. Он всегда радовался, когда удавалось составить мысль так, чтобы вслух она звучала подобно изысканному стихотворению.
– Вы говорите о племяннике Асада ад-Дина? Этом молодом Юсуфе ибн-Айюбе? – первый советник покачал головой. – Не думает ли светлейший из светлых, мудрейший из мудрых, что столь заносчивый юнец, преданный и связанный кровными узами с недавним противником, будет опасен?
– Я имел удачу говорить с Аскаром ад-Дином, – вмешался третий советник, – и он сумел заверить меня, что сделает всё возможное, что…
– Достаточно, – прервал их уставший и раздраженный халиф. – Я не слышал о нем прежде и не хочу слышать впредь. О племяннике Асада ад-Дина мне говорили, что он умен и даже мудр, что он человек веры, и никогда не тяготел к воинскому делу.
Советники ненадолго замолчали, затем обратились друг к другу, мерно бурча, и не отвлекая халифа от навалившейся дремоты. Наконец, один из них произнес достаточно громко:
