Отец не ответил. Ужинали молча, каждый думал о своем, и все об одном, и, не решаясь сказать вслух, перебирали положительные моменты, связанные с уходом Виктора Олеговича с работы. Окончив ужинать, Виктор Олегович вышел за калитку, не спеша пошел по дорожке садового товарищества, не узнавал – он давно не выходил за калитку – заросшие деревьями и кустарником соседние участки, здоровался с незнакомыми ему соседями, которые называли его по имени-отчеству, комары кружились вокруг. Пожилой, хорошо загорелый, несмотря на начало лета, мужчина сидел на скамейке у забора своего участка, приглашающе к разговору сказал:
– Прогуляться вышел, Витя?
Виктор Олегович остановился.
– Да.
Он не помнил этого мужчину. Мужчина приглашающе подвинулся к краю скамейки, сказал:
– Присаживайся, сосед.
Виктор Олегович присел.
– Не помнишь меня?
–Нет, –ответил Виктор Олегович.
– Участки мы вместе получали. Кузичев тогда председателем был. Помнишь Кузичева?
– Нет.
– Он, хитрец, посулил нам лучшие участки, если мы разметим товарищество по плану. Сказал тогда: вы размеряйте и себе участки можете любые выбрать.
– Что вбивали колышки, помню, а номера участков тащили как все, записки из шапки.
– Обманул нас Кузичев, якобы нельзя было кого-то выделять, люди жаловаться начали. В общем… – Сосед махнул рукой.
Виктор Олегович вздохнул.
– Да, – солидарно вздохнул сосед, – больше сорока лет прошло. Николая Ивановича помнишь? – И не дожидаясь ответа: – Помер.
«Господи, – подумал Виктор Олегович, – о чем это он».
– А я смотрю, ты все еще работаешь. «Професуруешь»?
– «Професурую».
– Ну и как?
– Хреново. Увольняют.
– Ну ты нахал. Лет-то тебе сколько?
– Восемьдесят пять будет.
– Мне семьдесят девять, я и то давно не работаю.
– Кем работал?
– Слесарем на «Серп и молот», потом в метрополитене по эскалаторам, а на пенсии в фирме частной. Руками в основном, Витя, руками. Ты головой, я руками. А приходим к одному, к этой скамейке. – Он громко засмеялся, пояснил: – Анекдот вспомнил.
– Пойду я, – сказал Виктор Олегович, поднимаясь со скамейки, – комары зажрали.
– Заходи, – сказал сосед. – Чекушку раздавим.
«Вот и все, – думал Виктор Олегович, – остается от жизни только скамейка, комары и память. Я не помню соседа. А он меня помнит. Но не профессора Пашенецкого, а Витю, с которым когда-то вместе вымеряли участки».
Раздумья Виктора Олеговича прервала жена, она вышла за калитку:
– Куда запропастился? Мы уже волноваться начали.
– Гулял.
– Темнеет. Да и холодно. Пойдем, Витя. – Маргарита взяла его под руку. – Не переживай ты так. Что Бог не делает, все к лучшему.
Он оперся на руку жены, тяжело поднялся по ступенькам веранды.
Юрий Тимофеевич вызвал секретаря диссертационного совета Кошкина обсудить план работ на июнь и наметить план на сентябрь-октябрь.
– До первых чисел июля нам надо собраться дважды. Что у тебя кроме Сергеева?
– Ничего.
– Ковалевский не готов?
– У него Виолетта, – поправился, – Виолетта Борисовна руководитель. Она не выпускает.
– А у Виктора Олеговича? – И не дожидаясь ответа: – Не надо, сам знаю.
– У Зульфии один аспирант, но…
– Рано Зульфие, не вылежался ее аспирант. Поперек Виолетты. – Юрий Тимофеевич задумался, продолжил: – Не хотелось бы Сергеева одного запускать, и на осень нельзя оставлять, торопят.
Помолчал, продолжил:
– Что скажешь, ученый секретарь?
Кошкин неопределенно пожал плечами.
