– При тебе?
– Ну я живу не так давно, Ли, каким бы старым я тебе ни казался.
– Ты не кажешься мне старым, – удивилась я. Какой же он старый? Он молодой и красивый, просто я знаю его взрослым всю мою жизнь.
Серафим посмотрел на меня и улыбнулся на это, кивнув.
– Ну ладно, договорились, – я видела, что ему приятны мои слова. – Я не старый, но я и не слышал, чтобы кто-то из людей до тебя мог пересечь грань. Эта возможность исключена.
Я становилась, глядя на него.
– Как это? Не понимаю.
Серафим тоже остановился и снова улыбнулся, убирая от лица сползшие волосы, а они у него были очень хороши: блестящие и тонкие, словно шелковые, скользили и блестели на солнце.
– Поговори об этом с Никитиным, – сказал Серафим. – Он сможет объяснить.
– Он ничего не знает о грани.
– Да, никто из людей не знает. А те, кто знает, считают это своей фантазией.
– Есть такие?
– Есть. Люди часто видят во сне то, чего не могут объяснить, и считают своей фантазией.
– Откуда ты знаешь?
– Я могу читать мысли, – Серафим пожал плечами.
– Серьёзно?
– Ну должен я отличаться от чем-то от людей. Я не только перемещаюсь между мирами, я читаю мысли, да. Но и ты можешь и все, просто люди слишком большое значение придают словам, вернее, не самим словам, в словах-то всё и заключено, а тому, что сами хотят слышать и думать, а если бы получше вслушивались и вглядывались, то могли бы так же, как и я слышать мысли других. Это несложно, но люди… люди слишком невнимательны и слишком самоуверенны.
Над этими словами я задумалась и вспоминала их после много раз. А сейчас спросила то, что мне показалось немного странным и интересным.
– Серафим, ты сказал, что мы со Славой особенные оба. И сказал, что доктор Никитин знает что-то. Что?
Странно, но Серафим, кажется, смутился этого вопроса.
– Я только знаю, что вы особенные. Ты и даже Всеслав. Что с ним не так, как со всеми, мне доподлинно не известно, я просто это вижу и чувствую. В чем-то между вами есть сходство.
– Мы ведь брат и сестра, – сказала я, потому что для всего мира мы, мы не были братом и сестрой только друг для друга.
Но Серафим посмотрел на меня с усмешкой и покачал головой с лёгкой укоризной:
– Вот сейчас ты врёшь, принцесса. Ты давно знаешь, что между вами родства не больше, чем, к примеру, со мной. И Всеслав знает. Так что ваше сходство вовсе не в этом. И, думаю, доктор Никитин точно знает в чём.
Мне казалось, он хотел договорить, но не стал, потому что мы вышли на длинную и широкую аллею, ведущую к дому, над которой наклоняли ветви старинные уже огромные деревья, их тщательно обрезали, и следили за формой крон так, чтобы они образовывали над аллеей правильную арку, и увидели вдали, выходящим из дома Всеволода, тот щурился от солнца, оглядываясь, ожидая чего-то, впрочем, ясно, что мобиль, ему его подали в следующую минуту, но он явно кого-то или что-то искал глазами. И тут я поняла, что меня, потому что взгляд его остановился на мне, хотя нас отделяли метров сто. Он долго смотрел, будто удивляясь, даже обернулся, садясь в машину, сворачивая шею. Странно…
Серафим тоже это заметил. И произнёс негромко, будто мысли вслух:
– А вот этого бойся. Этот обидеть может. Слышишь, Ли? – он посмотрел на меня.
– Что? – удивилась я. – Кого? Всеволода? Да я для него козявка.
– Для него все козявки, и рабы и господа, настоящий Вернигор, – Серафим снова смотрел на Всеволода, уже двинувшегося от крыльца. – Но не в этом дело, он… мне не нравится. Держи ухо востро. Ты всё поняла? Будь осторожна с ним. Видала, воззрился?.. Черт его дери.
