Ключи и замки - страница 27

Ли погладила меня по волосам, мне всегда было приятно, когда она касалась моих волос, ерошила их, а Ли любила это делать, шутя, как будто дразня и играя, но не сейчас. Сейчас она погладила нежно, никогда еще она не касалась меня так.

– Ну какой же ты глупый? Ты не глупый, ты самый умный из всех, кого я знаю. И самый лучший, – сказав это, Ли погладила меня по шее и плечам.

После этих слов она выдохнула и положила голову мне на плечо. И все дурацкие мысли улетучились из моей головы, я перестал сомневаться и растворился в наших объятиях.

…А у меня наступило сложное время, потому что Слава не оставлял попыток продвинуться дальше в нашем физическом сближении. И бессмысленно было уговаривать его, уклоняясь, объяснять, что я просто не испытываю и даже не очень понимаю его желания немедленно довести до предела, до самого главного. То есть я понимала его умом, но я пока не чувствовала того же, такого же горячего желания сделать то, к чему он так стремился, и не хотела уступать, считая это его прихотью. Мы начали ссориться. Он неизменно обижался, а я обижалась на него, тогда он убегал, хлопая дверьми, потом возвращался, примирительно подлизываясь. Это происходило каждый день по несколько раз. Все чаще. Вот как сегодня.

– Ты не хочешь меня… – разочарованно отодвинулся от меня Слава. – Ты не хочешь меня, потому что ты меня не любишь.

– Я люблю тебя.

– Нет, не любишь, иначе… Конечно, чего тебе меня любить, какого-то неуклюжего балбеса, – он нервно взъерошил себе волосы, сердясь.

– Ты не балбес, и я тебя люблю, – терпеливо повторила я. В последние месяцы мне пришлось учиться терпению.

Но Слава был неумолим, со взлохмаченными русыми вихрами, красный то ли от злости, то ли от сдерживаемого гнева, он огрызнулся, махнув рукой:

– Всё враньё! Враньё! Ли… ты… ты всё врёшь! Ты… потому что… Потому что, когда любишь, хочешь принадлежать полностью! Как я хочу быть полностью твоим.

– Я твоя, что за сомнения? – чуть не плача, проговорила я.

– Я противен тебе?

– Что?!

– Ты даже трогать меня не хочешь! – прокричал Слава.

Мне хотелось выкрикнуть: «Зато ты беспрестанно меня трогаешь! У меня уже всё болит от этого!», мне и правда надоело останавливать его настойчивые руки и пальцы, которые неизменно пытались проникнуть туда, куда мне вовсе не хотелось их впускать, даже, когда я испытывала сладостное, по-настоящему, волнение от его поцелуев и объятий, но, когда он становился слишком настойчивым, я пугалась, цепенея. И да, я предпочитала не касаться его члена, чего ему так хотелось, потому что он слишком распалялся от этого и становился неудержимым, это пугало меня. Но я понимала, что не смогу объяснить всё, что чувствую, я самой себе не могла этого объяснить. Я хотела бы всё позволить Славе, всё, чего он так хотел, и это, наверное, было правильно, но мне было страшно переступить этот рубеж, эту невидимую, но ощутимую грань. Меня это пугало может быть, потому что я просто ещё не созрела до того, до чего созрел он. И почему он не хотел понять этого и сердился?! Почему, Слава?! Ты всегда так хорошо понимал меня…

Мне стало так горько и обидно, что я заплакала и воскликнула:

– Как ты можешь так говорить?.. Это ты меня не любишь, если настаиваешь!

Слава, взлохмаченный, красногубый, побледнел, выпрямляясь. А я выскочила из комнаты, и бросилась бежать, сама не знаю куда, чтобы где-то выплакать свои жгучие слёзы. Меня вынесло на крыльцо, где я врезалась в живот и грудь поднимавшемуся по ступеням Всеволоду, племяннику Аглаи или, как все называли бабушку Славы и номинально мою, Агнессы. Я называла её бабушкой только вслух, а про себя исключительно по имени. Вот и Всеволод приехал со своей матерью, сестрой Агнессы, они приезжали время от времени сюда и никогда я не удостоилась внимания этого холёного красавца, впрочем, он был такой высокомерный и противный, что я вовсе и не хотела, чтобы он принимал меня как свою родственницу, и всё же это задевало, потому что я ведь была его родственницей, а он смотрел всегда сквозь или поверх меня. А сейчас он остановился, отстранив меня за плечи и посмотрел мне в лицо.