Единственное, что она произнесла, было:
– Продолжайте.
– Вы все еще не можете определить ему место в вашей жизни?
– Я никогда не встречалась с ним.
– Я думаю, вы знаете его так же хорошо или даже лучше, чем кто бы то ни было.
– Вы ошибаетесь.
Водитель такси попытался проскочить на меняющийся свет светофора, но потом решил не рисковать и нажал на тормоза. Когда машина остановилась, он взглянул на Алекса и, виновато улыбаясь, извинился.
Алекс опять повернулся к Джоанне:
– Возможно, я привел недостаточно деталей для того, чтобы освежить вашу память. Позвольте мне еще рассказать о Томасе Шелгрине.
– Смело продолжайте. Я хочу знать, к чему вы ведете, – сказала Джоанна. – Но я еще раз повторяю, у меня нет никаких воспоминаний, связанных с этим человеком, чтобы освежать их.
– Когда Шелгрину было двенадцать или тринадцать лет, его отец умер. Его семья имела достаток ниже среднего уровня, а оставшись без кормильца, совсем впала в откровенную бедность. Тому Шелгрину с трудом удалось окончить колледж и получить степень управляющего производством. Вскоре по окончании, когда ему было около двадцати, он завербовался в армию и в первых же рядах войск Объединенных Наций был заброшен в Корею. Это был август 1950-го. Где-то в сентябре, после захвата Иншона, он был схвачен корейскими коммунистами. Вы знаете что-нибудь о Корейской войне?
– Только то, что она была.
– Одним из самых любопытных и волнующих аспектов было то, как вели себя американские военнопленные. Во время обеих мировых войн все наши солдаты, попавшие в плен, упорно продолжали вести борьбу. Их было трудно содержать в заключении: они устраивали заговоры, сопротивлялись, разрабатывали побеги. В Корее все было по-другому. С помощью жестоких физических расправ и тонко разработанных идеологических методик, а может, свою роль сыграл и продолжительный психологический стресс, как бы то ни было, но коммунистам удалось сломить дух наших солдат. Немногие пытались бежать, а тех, кому действительно удалось спастись, можно пересчитать по пальцам. Шелгрин был одним из немногих, кто отказался от покорности и сотрудничества. Через семь или восемь месяцев после заключения ему удалось бежать из концентрационного лагеря и чудом добраться до войск ООН. Позже он написал имевшую большой успех книгу о своих военных приключениях. Весь этот жизненный опыт дал ему приличный политический капитал, очень пригодившийся несколькими годами позже. Шелгрин был героем войны во времена, когда это что-нибудь да значило, и он использовал это для завоевания каждого поистине бесценного голоса.
– Я никогда не слышала о нем, – сказала Джоанна.
Когда такси пробиралось по запруженной машинами улице Хорикава, Алекс сказал:
– Немного терпения. Эта история становится значительно более интересной и имеющей отношение к делу. Когда Шелгрин демобилизовался, он женился и стал отцом. Пока он был в плену, его мать умерла, и молодой Том получил небольшое наследство: что-то около 30 000 долларов, что по тем временам было более чем скромно. Он сложил эти деньги вместе со своими сбережениями и тем, что удалось занять – его репутация героя войны помогала ему договариваться и с банкирами, – и приобрел лицензию на торговлю «Фольксвагенами», построил автосалон и огромный гараж. Через пару лет дело Тома расширилось, он стал продавать «Рено», «Триумфы» и «Ягуары», затем так же успешно стал заниматься и другими видами бизнеса, и к концу 50-х Шелгрин был богатейшим человеком. Он занимался благотворительностью, и в своих кругах прослыл филантропом и наконец, в 1958 году выдвинул свою кандидатуру в качестве конгрессмена. Как я уже сказал, в тот первый раз он проиграл, но в 60-м вернулся и победил. В 62-м он был перевыбран и в 64-м избран в сенат, и с тех пор он на этом посту и поныне.
