Человек оборачивается.
Смотрит на меня, холодно, пристально, оценивающе.
– Очнулись?
С трудом выжимаю из себя слова, пугаюсь своего голоса, неожиданно низкого.
– Вроде… да.
Жду, что он скажет про мое тело. Ничего не говорит, как будто так и надо, как будто у него каждый день тут ходят человечки со спичечными ручками и ножками. А может, и правда каждый день ходят.
– Отлично. Чай, кофе? Или… что покрепче?
– П-покрепче.
Хозяин – почему-то кажется, что это хозяин – открывает шкафчик на стене, перебирает названия, которые мне ничего не говорят:
– Каберне Совиньон, Шато Марго, Романе Конти, Херес де-ля-Фронтер…
Хватаюсь за первое знакомое:
– Каберне.
– Отличный выбор, – хозяин разливает вино, думаю про себя, пил я раньше или не пил. Здесь бы спросить – кто я такой, только после этого вопроса можно в дурку загреметь, а в дурку греметь как-то не хочется.
Поэтому спрашиваю другое:
– А… где я нахожусь?
– У меня. Чувствуйте себя, как дома.
– С-спасибо.
Спрашиваю еще одно. То, что уже может показаться странным. Но все-таки спрашиваю.
– А вы кто?
– Не помните?
– Прошу прощения… нет.
Он улыбается. Как-то фальшиво, наиграно, не нравится мне эта улыбка, не нравится, с такой улыбкой самое время нож в спину засадить, вот что я вам скажу… Кому вам? Не знаю. Что-то подсказывает мне, что я должен запоминать все, что со мной случилось, будто кто-то пишет историю моей жизни, и очень важно, какая она будет, эта история…
– А я ваш злейший враг.
– А если серьезно?
– И я серьезно.
Молчу. Здесь нужно что-то сказать, только ничего не говорится. Враг, враг… Вспоминаю что-то, что-то не вспоминается, я стою напротив него, бросаю ему в лицо какие-то проклятия, он улыбается – вот так же, холодно, сдержано. Я ору, еще сам себе удивляюсь, что могу орать, что он отнял у меня что-то, что-то, что-то… И тут же ловлю себя на том, что не он отнял, не он, тут что-то другое случилось, что никто не виноват, а (чего-то важного) нет…
Он протягивает мне бокал.
– Ну что же… за встречу.
Смотрю на вино недоверчиво.
– Отравите?
Усмехается. Кажется, возмущен, но не подает вида.
– Зачем мне вас травить.
Подбираю слова, слова не подбираются, путаются, ускользают.
– Ну… враг же… хотите… избавиться… от меня…
– Друг мой, если бы я хотел от вас избавиться, я бы сделал это давным-давно. Пока вы лежали здесь…
– Здесь? А как я сюда попал?
Теперь он даже не скрывает своего возмущения.
– Это я у вас должен спрашивать, как вы сюда попали. А правда что, интересно, как вы сюда попали, охрана вдоль и поперек, а ведь как-то попали… или пропуск у вас был?
– Н-не помню.
Он хватает меня двумя пальцами за подбородок, смотрит в глаза, чувствую себя нашкодившим мальчишкой.
– Притворяетесь, или правда ничего не помните?
– Правда… не помню.
– И зачем сюда приходили, тоже не помните?
– Нет.
– Или вы убить меня приходили?
Хочу ответить – нет. Понимаю, что не могу ответить нет, понимаю, что сам не знаю, зачем пришел, и убивал я кого-нибудь раньше, или нет…
Нет.
Отбитая, отшибленная память подсказывает мне – нет. Меня убивали, было дело, но я не убивал, нет.
– Ваше здоровье, – объявляет хозяин.
Чокаемся.
Пьем.
Вернее, он пьет. Я пытаюсь проглотить вино, вино не проглатывается, выплескивается изо рта на покрывало.
Тьфу, черт…
Враг (не знаю его имени) хлопает меня по спине. Делаю еще глоток, вернее, пытаюсь сделать глоток, понимаю, что глотать мне некуда. Сплевываю вино в бокал, хозяин оторопело смотрит на меня.
