Дослушав сообщение, Андрей выключил телевизор и подошёл к столу. Михалыч и посетитель, с тревогой на лицах, наблюдали за его действиями. Андрей взял бутылку водки, налил жидкость в грязный стакан и поднёс его ко рту. Прежде чем Андрей успел сделать глоток, по щеке его побежала слеза, и руки затряслись. Стакан выпал и разбился. Казаков тяжело опустился на диван, закрыл лицо руками и тихо заплакал.
Андрей сидел в кресле, молча уставившись в пол. Вокруг него суетились Михалыч и несколько сослуживцев.
– Иди домой, Андрюха! Тебя начальство отпустило! – уговаривал Михалыч. – Тебе в себя прийти нужно.
Один из сослуживцев накапал в стакан валерьянки и подал Андрею. Казаков продолжал безучастно смотреть в пол.
– Выпей, Андрюха! Выпей! – приговаривал сослуживец, держа стакан перед Андреем. – Мы тебя сейчас домой отвезём…
– Нет у меня дома… – тихим голосом ответил Андрей. – Нет Настеньки, нет Дани… Куда я пойду? – и снова заплакал.
– Да что ты мелешь? – возмутился Михалыч. – Ничего ещё не известно! Ты, правда, пойди домой, поспи, успокойся. А как метель стихнет, мы тебя в Красносибирск отправим… Если с рудника пойдёт товарняк, может, и раньше уедешь – мы договоримся.
– А как вы меня на этот поезд посадите? – заинтересовался Андрей. – Начальник рудника меня после того случая и близко не подпускает…
– Да ладно! Это когда было-то? – воскликнул прораб. – Дело-то серьёзное… Не совсем же он козёл?
Хмыкнув, Андрей тяжело поднялся и, сопровождаемый коллегами, вышел из комнаты.
Темнело. Метель не прекращалась. По салону, стараясь не наступать на погибших, ходили Витя и Люба. Они подходили к тяжело раненным пассажирам, поправляли им повязки, слушали дыхание и о чём-то шептались, показывая на трупы. Из кабины за ними наблюдал единственным уцелевшим глазом Саша. Первый пилот полулежал в кресле с перебинтованной головой, дыхание его было тяжелым, с хрипом и бульканьем.
Валя сидела, обнимая дочь, и вязала. Время от времени, она вытаскивала из кармана сотовый телефон, но, потыкав кнопки, убирала обратно с разочарованным вздохом.
Артём лежал в откинутом кресле, с угрюмым видом, и страдал от боли в разбитой голове и похмелья.
Данил сидел на коленях у матери с закрытыми глазами. Ребёнок часто кашлял, щёки его пылали нездоровым румянцем. Рядом с ним на коленях стоял Николай и, под полным тревоги взглядом Насти, перевязывал мальчику ногу.
Сергей Александрович обнимал хнычущую Нину Ивановну и покашливал в кулачок. Нина Ивановна бросала хмурые взгляды то на старичка, то на Николая и тихо причитала.
– Ну как он? – к Николаю подошла Валя.
Настя также вопросительно посмотрела на врача.
– По-моему, нога сломана. Точнее без рентгена сказать не могу… Надо чем-то закрепить ногу, сделать из чего-нибудь шины… – ответил Николай. – И всё же меня куда больше беспокоит его простуда… Как бы в воспаление лёгких не переросла… Ребёнку срочно нужны лекарства, антибиотики, его нужно как можно скорее доставить в больницу…
– Ой, Коленька, плохо мне! Ой, Коленька! – послышался громкий крик Нины Ивановны, от чего все выжившие пассажиры вздрогнули.
Николай обреченно вздохнул, бросил на Настю извиняющийся взгляд и подошёл к пожилой женщине.
– У меня батарейка села, – Валя помахала перед Настей телефоном. – Ты звонить не пробовала?
– Все уже пробовали, но сигнал очень слабый… – вздохнула Настя и кивнула в сторону кабины. – И у пилотов связь не работает…
