Мужчина оставил машину на обочине. Дом построили в конце лета, поэтому вокруг черная земля. Забора, разумеется, нет. Глеб прошел по дорожке, засыпанной щебнем, на котором после дождя виднелись отпечатки колес, скорее всего, от коляски. Половину ступенек занимал пандус, плохо высохший (последние несколько дней шел мелкий осенний дождь). Глеб звонил в дверь, разглядывая пандус: делал его не профессионал, скорее всего даже не мужчина. На звонок не отвечали. Глеб прошел к окну, заглянул в него: на диване сидел мальчишка с книгой в руках. Мужчина постучал в окно. Мальчик узнал его, но не сдвинулся с места. Глеб снова постучал:
– Открыть можешь?
Мальчишка понял вопрос, но отрицательно покачал головой.
– Что вы здесь делаете?
Глеб не слышал, как она подошла, поэтому резко обернулся, поскользнувшись на грязи под окном.
– Черт! – выругался он и на себя в том числе.
– Так что вы делаете возле моего дома? – женщина сердилась и была права.
– Приехал узнать, как устроились, – огрызнулся Глеб и добавил, – начальство послало.
– Хорошо.
– Что хорошо? – не понял Глеб.
– Устроились.
Она не собиралась вдаваться в детали. По ее взгляду Глеб понял, что доктор сомневается, во-первых, в его умственных способностях, во-вторых, он для нее всего лишь солдафон, в-третьих, он грязный солдафон, не умеющий и не желающий помогать женщинам без распоряжения сверху.
– Не смею вас задерживать, – она поднялась к двери, достала ключи.
– Почему сын не открыл дверь? – спросил Глеб, глядя на грязные берцы.
– А должен был?
Женщина уже открыла дверь и теперь ждала ухода непрошеного гостя. Глеб посмотрел ей в глаза и обжегся.
– Гордые!? – был ли это вопрос или восхищение, он сам не понял.
– Да.
Ответ оказался понятен простотой и отчетливостью. Она закрыла за собой дверь.
На следующий день Глеб приехал с утра. Он понял, почему мальчик отказался помочь ему в медпункте, понял, для кого понадобились пандусы. Но почему мальчик не смог открыть дверь?
Матери дома не было. Глеб открыл дверь своим ключом, вернее, отмычкой. По закону его за это и за решетку могут засадить, да ладно, чего уж там. Мужчина разулся в прихожей, загроможденной коробками: переехали, но не до разбору. Заглянул в комнату, где вчера сидел мальчик: он снова в той же позе, снова за книгой.
– Вам не говорили, что вламываться в чужую квартиру нехорошо? – мальчишка спрашивал, не отрывая головы от книги.
– Нет, – Глеб стоял в дверях, прислонясь к косяку.
– Чего надо?
– Мне ничего. Это вам нужна помощь.
– С чего вы взяли? – мальчишка оторвался, наконец, от книжки и посмотрел на мужчину.
– Я тоже с характером, так что проехали…
Мальчишка отложил книгу.
– Коляска там, в той комнате. Мы с мамой пытались починить.
Глеб посмотрел на закрытую комнату. Открыв дверь, увидел сломанную инвалидную коляску.
– Останешься здесь или будешь помогать? – спросил Глеб, не оборачиваясь.
– Я не смогу… добраться.
Мужчина обернулся и увидел, как ребенок опустил голову. Скулы выдались вперед, руки сжались в кулаки. Десятилетний парнишка показался ему перышком. Глеб осторожно усадил ребенка на пол, спросил:
– Надо что-нибудь?
– Нет, – мальчик придвинул руками свои непослушные ноги.
– Схожу за инструментами, – сказал Глеб.
Он никогда не ремонтировал инвалидные коляски, не знал, сможет ли починить эту, но должен попробовать. Глеб нашел причину поломки, теперь подбирал подходящий болт. Мальчик ни о чем не спрашивал, лишь внимательно наблюдал за работой взрослого, как его мать несколько дней тому назад наблюдала за работой солдат, чтобы затем самой сделать пандус для сына. Глеб закрутил последний болт: вроде бы все.
