А вот мне на удочку амур, к сожалению, так ни разу и не попался….
Байки деревенские
Ну и как там, в Кайманачихе?
И вот снова ледоход на Иртыше, правда, нынче что-то раньше обычного. Что поделать, климат портится в связи с глобальным потеплением. Во всяком случае, так говорят сведущие люди. На реке неумолчный шум: шуршание, звон, льдины наползают друг на друга, плывут целыми полотнами и мелкими кусками, цепляются за берег и даже выползают на него. Как-то тревожно всегда в это время на душе от этакой силищи реки и в то же время весело – лето скоро!
А мне в связи с ледоходом вспомнился один забавный случай, вернее даже будет – байка, которую я, будучи еще мальцом, услышал у себя дома, когда отец и наш сосед дядя Ваня Рассоха бражничали за кухонным столом по случаю… ну или просто выпал случай. И вот они, похохатывая, обсуждали, видимо, совсем недавно произошедший случай. По давности лет я уже не помню всех подробностей, кроме самой фабулы истории да имени одной ее героини – бабы Дуси. Имя же ее мне запомнилось потому, что оно после той истории сохранилось в одной крылатой фразе, какое-то время использовавшейся моими односельчанами к месту и не к месту (вот мой одноклассник Вовка Гончаров не даст соврать, тоже слышал ее). А со временем уже даже и без связи с тем случаем, к которому я все еще подступаю.
Итак, жили были дед да баба. Бабу точно звали Дуся, а деда… Поскольку имя его в моей памяти не сохранилось, то пусть будет, ну скажем, Тимофей, а проще – дед Тимоша. Жили они себе, поживали, да бражку попивали. Но последнее больше относится к деду Тимоше. В те годы, а было это в конце 50-х, на селе многие ставили бражку – ну чтобы не тратиться на магазинную водку. Кто-то гнал из нее самогонку, но большей частью народ ее попивал, родимую, вместо кваса. А поскольку дед Тимоша поквасить очень любил, то на этой почве у него с бабой Дусей нередко возникали трения. Они хоть и были оба уже пенсионеры, но дед Тимоша еще продолжал работать на совхоз кем-то вроде экспедитора, и что-то куда-то отвозил и привозил на закрепленной за ним конной повозке – летом на телеге, зимой на санях. А наквасившись, мог забыть, куда ему надо ехать и зачем. За что баба Дуся нещадно его тиранила.
В тот памятный апрельский день, когда лед, потрескивая и шурша, вовсю шел по Иртышу, дед Тимоша пораньше приехал с работы на обед и тут же приступил к дегустированию очередной партии браги, доспевавшей в сорокалитровой молочной фляге тут же, за печью на кухне. Вернее будет сказать, он хорошо надегустировался уже вчера, а сегодня решил поправить свое пошатнувшееся здоровье. Ну и вот, только он успел хлопнуть кружку-другую бражонки, как рассвирепевшая баба Дуся схватила эту флягу за ручки (а была она, баба Дуся то есть, нехилой комплекции) и поволокла ее на улицу со словами: «Все, Тимоша, достал ты меня, язви тебя-то! Щас все вылью, и будешь ты у меня теперь только чай хлебать!».
Дед Тимоша в ответ ничего не сказал. Он допил брагу из кружки, торопливо сунул ее в сразу же раздувшийся карман потертого пиджака, во второй – надкусанный соленый огурец, и последовал за бабой Дусей. А когда она вытащила флягу на улицу, в которой плескалось не менее литров тридцати браги, подскочил к ней и угодливо сказал: «Давай помогу, Дусенька!» И вместе с обалдевшей от такого поворота бабой Дусей подтащил флягу к стоящей у ворот повозке. Здесь он оттолкнул подругу дней своих суровых и, крякнув, взгромоздил алюминиевую емкость на телегу. Тут же, не мешкая, отвязал лошадь от забора, шустренько умостился рядом с флягой и дернул вожжами:
