Эти фразы больше не цепляли за какие-то конкретные внутренние проблемы. Они били мимо, в самую общую, универсальную человеческую растерянность перед лицом непознаваемого. В тот детский страх темноты, в которой может скрываться что угодно. В то вечное сомнение: «А есть ли во всем этом смысл?». Они не давали ответов, они лишь усиливали эхо этих вопросов в твоей собственной голове.
Иногда возникало чувство направления. Не четкий вектор, а скорее… градиент. Словно в одной стороне (если тут были стороны) пустота была чуть менее плотной, чуть более… разреженной? Или наоборот, более концентрированной? Это создавало иллюзию возможного движения, пути, который можно было бы выбрать. Но куда он вел? К еще большей пустоте? К выходу? Или это была лишь очередная игра восприятия, ловушка для разума, ищущего структуру там, где ее нет? Это чувство направления было похоже на зов сирены – манящий и опасный одновременно, обещающий что-то за горизонтом, но умалчивающий о том, что горизонта здесь не существует.
Ты продолжаешь читать. Строка за строкой. Абзац за абзацем. Ты все еще здесь, в этом тексте, который обещал тебе ничего и сдержал свое обещание. Но почему ты не уходишь? Что держит тебя? Любопытство? Надежда, что вот-вот что-то произойдет? Или это завораживающее ощущение узнавания? Не узнавания сюжета или персонажей – их нет. А узнавания самого состояния. Состояния потерянности, поиска, ожидания. Тех самых состояний, которые ты так тщательно прячешь от себя и других в своей обычной жизни, заполненной делами, информацией, целями. Здесь, в этой пустоте, им можно дать волю. Они резонируют с текстом, и этот резонанс создает иллюзию смысла, иллюзию глубины.
Эта книга – как комната сенсорной депривации. Убирая все внешние раздражители, все привычные точки опоры – сюжет, персонажей, идеи, – она заставляет тебя столкнуться с самим собой. С твоим собственным внутренним шумом. С твоими собственными внутренними пустотами. С твоим собственным невыносимым желанием найти смысл даже там, где его заведомо нет.
Снова изменилось что-то неуловимое. Текстура стала глаже? Плотность уменьшилась? Мерцание повторилось? Или это просто твое восприятие адаптировалось к этой среде, научилось различать оттенки ничто? Трудно сказать. Да и важно ли это? Ведь никакого реального изменения не произошло. Никакого продвижения. Ты все там же, где и был. В точке ноль. В эпицентре великолепной, тщательно сконструированной пустоты.
И легкое раздражение, которое ты, возможно, почувствовал здесь – оно трансформировалось? Стало глубже? Сменилось усталым смирением? Или, может быть, странным, мазохистским удовольствием от этого погружения в бессмыслицу? Почувствуй это. Это снова – единственное реальное, что есть в этих строках. Твоя реакция. Твое чувство. Все остальное – лишь искусно наброшенный покров из слов на абсолютную наготу отсутствия.
Рябь, о которой шла речь, перестала быть просто рябью. Она превратилась в судорогу. Не пространства – как может судорожно сжиматься то, чего нет? – а самого ощущения этого пространства. Представь, что ткань реальности, тонкая и бесцветная, вдруг начала вибрировать с высокой, неприятной частотой. Не звук, нет. Это было глубже. Это резонировало где-то на уровне костей, вызывая глухое, нутряное беспокойство. Как инфразвук, который не слышишь ушами, но чувствуешь всем телом как необъяснимую тревогу, предвестник чего-то неминуемого и, скорее всего, разрушительного.
