Я качаю головой.
– Тогда Бо. Можешь звать меня Бо. – Его заявление сопровождается ухмылкой. Бо – распространенное прозвище среди парней, поэтому вряд ли это его настоящее имя. Но я не против. Даже лучше, если я не буду знать его настоящего имени. Это избавит меня от соблазна искать имена сыновей министров после того, как наши пути разойдутся. – Что насчет тебя? Защитница беспомощных?
– Можешь звать меня… Мей. – В эту игру могут играть двое. Мой голос приобрел дразнящие нотки, что сделало его совсем чужим. Этот голос принадлежит кому-то самоуверенному. Какой-то кокетке.
Парень косится на меня и усмехается.
– Справедливо.
– Ты вырос здесь? – я спрашиваю его, когда мы проходим несколько поворотов и оказываемся посреди оживленной площади.
– Ага! – Бо вскрикивает, игнорируя заданный вопрос. – Я таких уже много лет не видел. – Выражение лица Бо меняется, обретая юношеский восторг, он выглядит до невозможности мило. Как если бы настоящий Бо на мгновение снял маску и солнце пробилось сквозь тучи и согрело меня своим теплом.
Я спешу за Бо и догоняю его у белого мраморного прилавка. Мастер достает ковш из кипящего котла с расплавленным сахаром и выливает его на ровную поверхность, повторяя очертания карпа. Он дорисовывает детали несколькими поворотами и наклонами ковша, добавляя карпу длинные усы и зигзагообразную чешую. Мастер прикрепляет к нему деревянную палочку, и, быстро остыв на воздухе, это творение затвердевает. Счастливый покупатель визжит от восторга и покачивает конфетную скульптуру в воздухе. Кажется, будто карп качается на невидимых волнах.
– Ты просто обязана это попробовать! – Бо с большим энтузиазмом поворачивается ко мне. Я впервые замечаю, что несмотря на, казалось бы, идеальные черты, между зубами у него есть небольшая щель. – В детстве я ради этого специально копил монеты и приходил на рынок.
Бо взволнован так же, как и остальные дети, которые наблюдают за процессом приготовления сладостей, и мне не хочется портить все своим отказом. Мастер предлагает каждому из нас вытянуть из бутылки плотно скрученный лист бумаги, который покажет, какое дивное творение он изготовит для нас.
Мы садимся на ступени аптеки, чтобы полюбоваться золотистыми фигурками, которые выглядят слишком красиво, чтобы их съесть. Мой леденец в форме рычащего тигра, что застыл в прыжке, а карамельный дракон в руках Бо извивается, устремляясь ввысь. Сладость солодового сахара ощущается легким покалыванием, когда тает на моем языке.
– Я могла бы есть их каждый день, – признаюсь я. В ответ на это Бо смеется и соглашается со мной.
– Однажды, когда я был маленьким, я засунул в рот столько конфет, сколько мог, пока меня не затошнило.
– Каково это было – расти во дворце? – спрашиваю я.
– Это было… – Бо останавливается, искоса глядя на меня. – И впрямь умно. Я не попадусь на твои уловки.
Я ухмыляюсь ему в ответ, довольная тем, что чуть было не заставила его признаться.
– Ты вырос здесь, в Цзя. Внутри дворца либо же очень близко к нему, и все же ты не любишь говорить об этом.
– Я вырос в семье солдата. – Бо дует на хвост дракона, его губы блестят от сахара. – Мой отец был очень дисциплинированным. Конфеты были угощением, которое мне позволяли есть только на новогодних торжествах.
– Мой отец такой же, но мама любила сладкое, поэтому она приносила нам разные угощения. – Сладости из дома тети каким-то образом попадали в наш дом, и мы с Шу лопали их украдкой, пока отца не было дома. «Языку нужно немножко сладости, – говорила она. – Сладость учит сердце любви».
