– Понимаете, теоретически вы совершенно правы, но… Большинство наших жильцов в этом кондоминиуме я по голосу не узнаю. Это очень богатые, успешные люди, и они с обслугой обычно не разговаривают. Вежливые мне кивают, а по большей части делают вид, что прошли мимо пустого места… Мы привычные, но в данном случае закавыка: с голосом вам помочь ничем не смогу!
– Кто проживает в 149-ой квартире?
– Семья аниматора Кузлеева.
– Кого?!
– Аниматора. Раньше говорили – мультипликатора.
– И что, он живёт в «Монблане»?
– У него, как я слышал, какие-то невообразимо выгодные контракты с «Дристней пачкерз»… Это не более, чем слухи, но примерно семь месяцев назад они сюда заселились, тут уж могу на Библии поклясться: значит, сам этот аниматор Кузлеев, его молодая жена Аделина и дочка у них есть, Светлана… И все трое довольно часто ходили мимо меня, а месяц назад как отрезало: ни Аделины, ни Светы, только Ариост…
– Кто?!
– Его так зовут, Ариост. Ариост Кузлеев. Он теперь проходит мимо лобби один, всегда один, факт. И всегда в тёмных очках, факт. И он стал ниже ростом – но это уже не факт, а мои домыслы… Я любитель детективов, господин лейтенант! И я понимаю, чем показания свидетеля отличаются от его предположений… Честно и докладываю: что факт, а что могло мне просто погрезиться с устатку…
***
– Ну, что делать будем? – спросил Гелий у Валеры и Марины.
Девушка оказалась смелее, высказалась первой:
– Поднимемся на этаж, позвоним в дверь. Он откроет нам без очков.
– А если в очках?
– Тогда мы попросим его их снять…
– На каком процессуальном основании?
– Ни на каком. Взовём к его гражданскому долгу.
– Жильцы таких «щепок» обычно насчёт долгов не особо отзывчивы…
– Хорошо, согласна, варианты?
***
Служебный пёс Ферзь заскулил и попятился в роскошном, сверкающем тысячью потолочных светильников и настенных бра, украшенном картинами, керамо-гранитном холле кондоминиума, на пороге квартиры 149. Ферзь боялся этой двери – и наивный человек подумал бы, что собака боится чертовщины.
Но опытный кинолог Марина Максютова сама имела нюх немногим слабее, чем у её питомцев, и поняла: пахнет от двери совсем не чертовщиной. Мощная, как у сейфа, стальная, бронированная дверь двухуровневого семейного гнёздышка была герметична, насколько возможно, но парочку замочных скважин, пусть и крошечно-узких, имела. И теперь из этих скважин вытекал в импозантный холл, на «пространство совместного пользования» жильцов «Монблана» еле уловимый, но хорошо узнаваемый чуткой Максютовой трупный запах.
Никто, кроме Марины и её Ферзя этой вони ещё не чувствовал, но Максютова первой поняла, что трезвонить в квартиру 149 бесполезно. Если – при такой герметичной двери душок доходит даже сюда, то нетрудно вообразить, какой смрад разложения там, внутри!
«СОГдиана» позвонила медикам, паталогоанатому, дежурному от руководства в ОВД. Через какое-то время приехали все – дольше всех, вопреки логике, но как всегда – ехали врачи. Паталогоанатом явился раньше – он человек дисциплинированный, оторвал зад от кресла перед телевизором и прилетел на «такси», хотя, казалось бы, его клиентам торопиться некуда. Совсем не нужный, но положенный протоколом ответственный от руководства – в этой гонке имени работников морга, прибыл вторым…
Это был усталый подполковник, седой, предпенсионный, находящийся где-то около инвалидности по совокупности принятых в своё время «бандитских пуль», и теперь досиживающий стаж на канцелярской должности в оперштабе ОВД. Звали его Игнат Михайлович Сурепов, а чаще вообще никак не звали. Забыв о его существовании в архивных кипах, и лишь изредка, при острой недостаточности оперсостава, выдёргивая «дежуркой»: хотя, говоря по правде, никто не знал, зачем.
