Книжный домик в Тоскане - страница 4

В другой раз – скорее всего, в июне 2014 года – Каннингем был в гостях в долине Вальдарно, где оказался по приглашению баронессы Беатриче, вдовы австрийского писателя Грегора фон Реццори. Мы собрались в чудесном саду, украшенном композициями из белых роз, чтобы отпраздновать очередное вручение литературной премии его имени. С нами была моя дочь Лаура вместе со своей подругой Матильдой.

– Пойдем со мной, я покажу тебе самого красивого в мире писателя.

– Да, но не будем строить иллюзий, нам все равно ничего не светит.

Вот, пожалуйста – две тринадцатилетние девчонки бегают за самым красивым в мире писателем, и их не волнует тот факт, что он, вероятно, как минимум на сорок лет старше них: я вижу в этом один из примеров магического действия литературы.

В книжном магазине у меня всегда в наличии по экземпляру его «Часов», «Дома на краю света», «Избранных дней» и «Плоти и крови». В этот самый момент, в такой дождь, я надеюсь, что и его книги, как Адонис, как сам Майкл в Мантуе, спят блаженным сном, ожидая, пока выглянет солнце, придет весна и появятся розы.

Сегодняшние заказы: «Дневник книготорговца» Шона Байтелла, «Саду я еще не сказала» Пии Перы, «Осень» Али Смит, «Бремя секретов» Аки Шимазаки, «Дуб Брейгеля» Алессандро Дзаккури.

Я отвела папу к окулисту. Он живет один, ему почти девяносто, и основное его времяпрепровождение – это чтение «Ла Нацьоне»[11]. Мысль о том, что он может потерять зрение, приводит меня в такой ужас, что при первой же возможности я потащила его к врачу. Проблема оказывается со зрительным нервом левого глаза: во время последней ишемии мы его потеряли. Ему полагается быть розовым, а он белый. Мне хочется вызвать какого-нибудь электрика типа Луиджи, который ремонтировал нам проводку в коттедже, и попросить его заменить этот зрительный нерв. Пусть он подсоединит вместо него какой-нибудь свой проводок, ведь должен же быть способ починить зрительный нерв, разве нет? Но нет, такого способа нет. Но папа совсем не расстроился, более того – он сказал, что поход к врачу получился удачным. Мы сделали новые очки, и теперь он во всеоружии для чтения ежедневных новостей.

Папа имеет самое прямое отношение к книжному магазину. Это он, когда мне было пять лет, учил меня писать, так что в шесть я уже могла сама писать письма тете Фени, которая в то время служила экономкой в Генуе. Он родился, как и все в наших краях, в бедной семье, где был старшим из шести детей: Роландо, Валерио, Альдо, Марии Грации, Валерии и Рины. Один эксцентричнее другого.

Он родился в 1931 году и во время войны проявлял рвение не хуже взрослого партизана. Он слушал «Радио Лондон» и называл себя антифашистом. В деревне все были антифашистами. Лучиньяна с этой точки зрения совершенно особенная.

Никакого заискивания перед сильными мира сего. Любой, кто, появившись в деревне в том или ином качестве, начнет вести себя чванно, окажется в положении ученых врачей из «Пиноккио». Говорят, что во время фашизма Лучиньяна оказалась единственной деревней, где не было ни одного члена партии. Из округа то и дело наезжали местные партийные шишки в черных плащах и не находили в деревне никого, кем бы можно было руководить. Люди прятались в полях, отсиживались в сараях и сушильнях – и прощай, партбилет.

Папа очень гордится этим нашим местным характером и всегда радуется, когда ему удается закончить рассказ 8 сентября и объявлением перемирия, сделанным в эфире «Радио Алжир» в 18:30 генералом Эйзенхауэром и в 19:42 маршалом Бадольо в эфире Итальянской национальной радиовещательной компании. Подписание перемирия с американцами означало разрыв с нацизмом, и это для него, двенадцатилетнего мальчишки, была прекрасная новость. Лучиньяна взяла реванш, когда на седловине перевала Кановальо был зажжен огромный костер, чтобы внизу, в долине, там, где очень многие получили членские билеты фашистской партии, все его видели.