Читать онлайн Мирослава Кузнецова - Княгиня Ольга

Теперь уже и не вспомнить, кто и почему прозвал "княгиней" Ольгу Еськову. Плохо одетая и неухоженная, она в свои сорок лет выглядела на все пятьдесят. Её супруг, аккуратный и опрятный, был против Ольги красавец. Моложавый, подтянутый, он ещё пытался сохранить остатки презентабельности, хотя и было это нелегко. Работу он потерял больше года назад и с тех пор сидел дома почти безвылазно, надеясь на какой-нибудь счастливый случай. Но случай всё не приходил, и поэтому Ольга, затолкав подальше гордость, забыв о блестящем образовании и неожиданно прервавшейся карьере, пошла торговать на рынок. На дворе стояли девяностые…

"Торговать на рынок" – конечно, громко сказано, и это относилось не только к Ольге. Многие из нас враз оказались за бортом и, пережив первый период растерянности, ринулись зарабатывать хоть как-нибудь, в прямом смысле слова. На хлеб и детям на молоко. Позже появилось устойчивое выражение, касающееся заработка – "на хлеб и молоко".

Я долго не хотела идти на рынок, плакала и сопротивлялась жестокой действительности. Но необходимость кормить двух дошколят, которые росли, как на дрожжах, и требовали еду, одежду, обувь, витамины и прочее, вынудила-таки меня сдаться. Зарплату на электроприборостроительном заводе, где я трудилась инженером-технологом, не выплачивали уже полгода. К сожалению, мой муж работал здесь же, так что перспектив дождаться каких-либо денег у нас не было.

– Лара, зима надвигается, как ты будешь на улице стоять, на морозе? – восклицал мой заботливый супруг, – надо искать другой выход!

– Пока ты ищешь, я начну торговать, хоть что-то заработаю. Вадик, у нас уже почти нет никаких денежных запасов, тянуть больше некуда.

Я облюбовала стихийно созданный рынок недалеко от остановки и от нашего дома – там проходимость была как будто лучше, но дело было даже не в этом. Просто эта "точка" уже находилась под эгидой отделения милиции, где работал мой двоюродный брат. Он и привёл меня в длинные ряды коробок и самодельных столиков, чтобы познакомить со "старшей" рынка. Увидев моего покровителя, та встретила меня, как родную, предложив место рядом с собой, разумеется, одно из лучших, в самом начале торгового ряда. Не все торговки одобрили моё появление, но смириться им пришлось, так как, вливаясь в рыночный бизнес, соблюдать определённые правила и законы приходится, хочешь ты этого или нет.

"Смотрящая" рынка Катрина – в прошлой жизни разбитная рыжеволосая доярка Катька – переехала в город после смерти родителей, купив недорого однушку в нашем районе. Она жила одиноко, не имея ни семьи, ни детей, и почти всё время проводила на рынке. Одна из немногих, она радовалась рыночным отношениям, утверждая, что за рынком – будущее страны, это нормально, и кукситься по этому поводу не стоит. Она взмахивала толстой рукой, как бы посылая подальше печаль и тоску, и продолжала обучать меня торговому делу. Я с тоской слушала Катрину, и с тоской же изучала законы рынка, правила торговли, сертификаты и всё то, чего знать мне совсем не хотелось. Катрина оказалась хорошим педагогом, и вскоре моя новая работа перестала вызывать у меня хотя бы отвращение. Да и деньги, пусть небольшие, радовали стабильностью и утешали в особо тяжёлые моменты.

Катрина первой из нас расширила свой ассортимент – помимо сигарет, жевательных резинок и дешёвых турецких сладостей, у неё появились напитки, консервы, рыба и прочая снедь. Позже она начала приносить водку, которую кто-то изготавливал на дому. Спиртное продавали осторожно, боясь милиции. Иногда происходили облавы и конфискация товара. Впрочем, с представителями власти всегда можно было договориться. У них тоже были семьи.

Тогда я и увидела впервые Ольгу Еськову, узнала её прозвище и, не знаю почему, эта женщина запала мне в душу. Таких, как она, было множество, но мой взгляд почему-то неизменно устремлялся к ней. Невысокая, худенькая, она была всегда ужасно одета – старая выцветшая китайская куртка, серенький беретик или платочек на голове, очки с толстыми линзами, которые делали её глаза совсем маленькими. И никакой косметики, она не красила даже губ. На рынке у неё не было столика, она ходила, как коробейники в старину, с семечками и жареными орешками. Сигареты у неё имелись самые дешёвые, которые покупали местные выпивохи да подростки поштучно. Выручка от такой торговли была мизерная, но Ольга, пересчитывая монеты, радовалась и устремлялась к продуктовому ларьку неподалёку, покупая самые дешёвые макароны, хлеб, подсолнечное масло. Много потратить она не могла – требовалось пополнять запасы семечек, орешков и сигарет.

Иногда Ольга приносила в холщовой сумке какую-нибудь посуду, школьные принадлежности, книги, салфетки или другие вещи и неловко держала это в руках, одновременно продавая свой главный товар. Наши торговки, заметив это, громко шипели:

– Гляди-ка, княгиня опять имущество распродаёт. Скоро себя продаст, лишь бы тунеядца Глебушку кормить.

– И не говори, уже, наверное, всё в доме продала, что только можно!

Тогда же я узнала, куда делись одежда и украшения Ольги.

– Вы, девочки, не знаете Ольгу, – понизив голос, рассказывала нам с Катриной Ирка, третья наша "компаньонка" – больше никого к нам поближе не подпускала Катрина, – это она сейчас чудо в перьях! А какая баба была – модница, красавица, не то, что сейчас.

С удивлением я узнавала, что все свои вещи и украшения Ольга продала или выменяла на продукты, оставив себе самое необходимое, а сейчас распродаёт излишки "роскоши" – вещи из дома. Иногда соседки просят что-нибудь продать и им, и "княгиня" охотно берётся за подработку – хоть немного, а ей тоже перепадает за услугу. Мне стало жаль Ольгу – она одна пыталась прокормить свою семью – Глебушку, которого я уже видела несколько раз, когда он заходил к нам на рынок, и пятнадцатилетнюю дочку Кристину. Девочке часто хотелось сладенького, и мама, пришурясь, отсчитывала часть денег на дешёвые вафельки или конфеты сомнительного качества, которые тогда из бедности покупали мы все. Товар подороже предназначался "элитным" покупателям – тем, кому повезло получать хоть какую-то зарплату да пенсионерам, если им вовремя выдавали пенсию. Тогда оживлялись наши оба торговых ряда:

– Рыбка свежая, пиво, печенье, – приговаривали одни.

– Сигареты, конфеты, шоколад, – нараспев тянули другие.

Покупатели ходили, посматривая на нас свысока – видимо, чувствовали себя важными персонами. Они придирчиво выбирали товар, дотошно рассматривая всё до мелочей, чем выводили из себя наших девчонок. Особенно злились они, если покупательницы, всё рассмотрев и расспросив, уходили, ничего не купив.

– Суки старые, – шипели вслед девчонки, – грымзы. Подешевле им подавай! Постояли бы на морозе сами по десять часов, узнали бы…

У кого-нибудь сдавали нервы, и немедленно откупоривалась самодельная бутылка водки, которой многие торговали из-под полы. На рынке вообще пили много, а теперь, когда началась зима – а она в наши широты приходила уже в ноябре, выпивать стали чуть не каждый день. Крепкие напитки я не переносила, и мне стоило труда отказываться от неизменных приглашений товарок угоститься с ними и доказывать, что я вовсе не брезгаю, а просто не пью, потому что потом очень болею.

– Отстаньте от Ларки! – рявкнула однажды Катрина, – не пьёт человек, и правильно делает!

– Ты-то пьёшь сама! – донеслось визгливое со второго ряда.

– Ну и? – нахмурилась Катрина, неторопливо разворачивая своё тело назад, – дальше что?

– А то! Любишь поучать всех, командуешь тут. Мы все равны здесь, все платим за место, вот и нечего…

Такие скандалы случались периодически между торговками, но всё обычно заканчивалось мирно и обязательно с бутылочкой, а то и с двумя. И неизменно – объятия, поцелуи, а, иногда и слёзы. Доброта начинала зашкаливать, и даже Ольге немного перепадало.

– Ольга, в поездку деньги набираю, вот, остатки, возьмёшь по закупочной? – спрашивал кто-нибудь у нашей княгини.

– В долг можно? – лепетала Ольга, не веря своему счастью, – до вторника всё верну!

Водка делала своё дело, и будущий "оптовик" щедрой рукой отпускал в долг Ольге продукты, и она, счастливая, торопилась домой, заглянув предварительно в продуктовый ларёчек.

– Ну, побежала княгиня, мужу праздничный ужин готовить, – цедил кто-нибудь вслед Ольге, впрочем, беззлобно, а кто-то другой замечал, что это нормально – мол, у "таких" тоже должны быть иногда праздники.

Праздники, настоящие, а не придуманные, радовали рынок – торговля шла тогда хорошо. Сигареты и спиртное разлетались "на ура", мы не могли нарадоваться удаче и стояли за прилавками почти до ночи. Приходя домой, я падала от усталости, не в силах раздеться, согреться в горячей ванне и хоть немного заняться детьми, которые не ложились без меня и всегда ждали, чего же на этот раз передал им маленький зайчик. Вадик чувствовал себя виноватым, что до сих пор не вышел хоть на какую-нибудь работу. Вакансии появлялись, он встречался с работодателем, но, узнав, что зарплату задерживают на несколько месяцев, разочарованно возвращался домой. Смысла в такой работе не было.

– Пойду грузчиком, – грустно заявил мне муж, – мама с детьми сидеть будет, обещала. Завтра приедет, поговорим и всё обсудим. Расчёт каждый день, пока начну работать хоть так.

Я недоверчиво посмотрела на мужа. Он и грузчик – понятия несовместимые. Вадик ниже среднего роста, худой и абсолютно неспортивный, в отличие от меня. Я много лет увлекалась туризмом. Мы прокладывали маршруты по лесам, вдоль рек, взбирались на высоты и спускались на плотах вниз по реке. Урал не так широк, но с холодной водой и быстрым течением. Купались мы до поздней осени. Я обожала наши походы с тяжеленным рюкзаком за плечами, ночёвки в палатках, костры и песни под гитару до утра. Руководителем у нас был молодой аспирант, который оказался неравнодушен ко мне, студентке-третьекурснице. Я долго ничего не замечала, а на последнем курсе в мою жизнь ворвался Вадим. Искра, пробежавшая между нами, превратила взаимный интерес в нечто большее, и вскоре все узнали, что у нас с Вадимом бурный любовный роман. Мы друг без друга не могли прожить и дня, и было нам абсолютно всё равно, что говорят о нас люди, включая и мать Вадима. Будущая свекровь невзлюбила меня с первой встречи. Ей не нравилось абсолютно всё, начиная с моего роста – я была чуть выше Вадима, крепкая, ловкая, и, разумеется, мои увлечения туризмом требовалось прекратить немедленно. Моя вторая мама боялась, что её Вадик попадёт под каблук жены, та будет руководить всем, а он не переживёт такого позора.

– Вдруг пить начнёт, – вытирала свекровь платочком абсолютно сухие глаза.

Когда я забеременела, счастливый Вадик поспешил обрадовать маму, и та сделала всё, чтобы отложить сватовство на более поздний срок. В результате на свадебных фотографиях я выглядела ужасно, а мой живот, в котором уже давно толкался ребёнок, не удалось скрыть никаким пышным платьем. Но я любила Вадима и терпела все выходки свекрови, не желая огорчать мужа, да и он пылинки с меня сдувал, смотрел с обожанием и вообще ухаживал за мной так, что свекровь часто плакала, жалуясь родственникам – её милый, добрый Вадик переменился, охладел к родной матери, и всё из-за Ларисы.

– А что ты хотела? – утешала её родная сестра, с радостью выслушивая бесконечные жалобы, – ночная кукушка дневную всегда перекукует! Это закон. Смириться надо.