Княжич в неволе. Книга 3 - страница 6
Дети и вовсе голышом бегают.
А худющие-то! Рёбра из-под кожи торчат. Зеноб по сравнению с ними – толстяк!
Брюхатые хозяйки прямо на улице стряпали, стирали и бранились с соседками. Чернявая ребятня плескалась в неглубоком рве с бурой водой – Ахуд назвал его арыком. Под сенью редких деревьев, с которых как на верёвочках свисали продолговатые зелёные плоды, чинно сидели старики.
Лишь брехливые местные псы уделили должное внимание повозкам и всадникам, облаяв каждого из них.
Под ногами прохожих и колёсами проезжих, ничуть не пугаясь, шастали пёстропёрые куры и индюшки. Разноцветные козы щипали придорожные колючки. В полузасохших лужах нежились тощие, как и их хозяева, хряки.
– Турук! Турук! Прочь! Прочь! – кричали всадники и щёлкали плётками.
Сначала княжич не понял, почему они остановились. Потом заметил посреди дороги корову. Караванщики страшно ругались, но отчего-то прогнать животное не решались.
Громче всех вопил лысый надсмотрщик в короткой шерстяной безрукавке и свободных шароварах, обмотанных на поясе широким куском посеревшей от пота и пыли материи. При взгляде на плешака у Олешки заныл свежий шрам на скуле. «Так тебе и надо!» – злорадствовал росс, наблюдая за его тщетными попытками прогнать рогатую с пути.
До городских ворот повозки добрались, когда солнце уже поклонилось закату, а длинные тени зарылись в вязкую дорожную пыль. От этих теней и без того смуглые синды казались почти чёрными.
– Шак-каа! – опять послышалось спереди.
Княжич снова дёрнулся на крик и чуть не ослеп. Широкий въезд в город полыхал, словно объятый пламенем.
Пожар?!
Тогда почему никто не бежит за водой?
Приглядевшись, Олешка понял, что обманулся. Огромные – локтей8 двадцать в высоту! – створки ворот были сделаны из узорчатого золота. Щедрый Дарбог, прощаясь, окрасил их сверкающим пурпуром. Лепота!
Похоже, великолепие это сразило одного лишь росса. Зеноб даже не взглянул на блистательную красоту. Сердитая Рамбха стала мрачнее ночи. А Ахуд с горечью в голосе прошептал:
– Теперь назад дороги нет!
Ар-Тарак на своей кобыле первым протрусил сквозь распахнутые настежь ворота. Стражники подобострастно склонили головы, даже не пытаясь остановить тасильдара – не то, что прочих желающих пройти и проехать.
Княжич больше не оглядывался на своих угрюмых спутников.
«Або-ще помирать вздумали?» – невольно разозлился он. «Нешто Санко тоже так мыслит?!» – росс в который раз прильнул к решётке, пытаясь высмотреть позади дружка. Хотя б взглядом с ним перекинуться!
Тщетно! Повозка со славоном, видимо, плелась в самом конце невольничьего каравана. На душе у Олешки стало тоскливо.
И – ух! – княжич чуть лоб себе не разбил о дурацкие прутья.
Колымагу с пленниками мелко и противно затрясло.
Пройдя ворота, буйволы, тащившие её, ступили на твёрдый камень. Вместо брусчатки на дороге были разбросаны огромные необтёсанные булыжники.
Но чем дальше, тем ровнее и накатаннее становилась мостовая.
Узкий, почти лишённый солнечного света проезд змеёй ускользал в недра огромного города, увлекая за собой конных и пеших.
Было тесно и сумрачно. И боязно.
С боков, как дрова в поленнице, налезали друг на дружку дома. Все больше округлые. Некоторые уходили ввысь на несколько ярусов. Из-под крыш, загораживая собой небо, выпирали каменные крылечки – большие и маленькие, пустые и увешанные стираным бельём.
Княжич только плечами пожал: на фига они там, на верхотуре?! Лень, что ли, всходы поставить?