Иначе как бы он собрал в мощную коалицию семь разных кланов оборотней и заставил подчиняться себе.
Самый сильный оборотень из всех семи кланов. Самый умный и хитрый. Вожак, князь, Альфа.
Легко подняв меня на руки, заносит в парную. Усаживает на печь, давая возможность мне согреться и унять колотившую меня дрожь. Запоздавшая реакция организма на стресс.
Брен бережно моет тело, а я засыпаю в его руках. Просыпаюсь оттого, что он намыливает мне волосы. Осторожно полоскает, чтобы не запутать.
Вся эта нежность не сочетается с грозным Альфой и слегка настораживает меня.
Брен заматывает меня в полотенце и, одевшись, сам несёт на руках чрез весь двор в терем. Теперь все видят, что бывшая княжна стала наложницей Альфы.
Он укладывает меня на кровать и поворачивается уходить. Я хватаю оборотня за руку.
— Я хотела этого, — шепчу я, а он заинтересованно обернулся, — чтобы он убил меня. Очень хотела. Специально провоцировала.
Впервые я увидела, как удивлённо ползут вверх брови Брена.
— Лучше смерть, чем жизнь в рабстве, — произношу я, а оборотень становится мрачнее ночи. Вырывает руку и скрывается за дверью.
5. Глава 5. Дорога из дома
Мы выезжаем на рассвете. Небольшой обоз с данью состоит всего лишь из пяти кибиток. Нам с Младой выделили отдельную повозку посредине. Вещей немного и млада уже загрузила большую часть, а теперь обустраивается для комфортной езды.
Я опёрлась спиной о свою кибитку и наблюдаю, как Брен чётко раздаёт указания своим воинам. Каждый из них на своём месте.
Отец выходит проводить Альфу. В мою сторону даже не смотрит. У меня опускаются плечи, потеют ладошки, я рваными движениями вытираю их о юбку. В груди нарастает такая боль, что того и гляди разорвёт.
Он стоит и что-то сосредоточено говорит Брену. Я пытаюсь поймать его взгляд, но отец старательно не смотрит в мою сторону.
Борюсь с желанием разрыдаться от щемящего чувства одиночества.
Фыркнуть бы «не больно-то и хотелось», но хотелось, очень хотелось. Он же мой отец и люблю его несмотря ни на что. А он лишь подчёркивает, что такое ничтожество, как я не достойно называться его дочерью.
Но всего день назад я была его любимицей и от этого становится совсем тошно.
— Верея, — слышу я голос из кибитки, — поди сюды.
Я ныряю в крытую повозку и попадаю в ласковые объятия нянюшки. Она меня не забыла, не шарахается, как от чумной. Пришла попрощаться. Горло сдавливает спазмом, похуже, чем стальные пальцы Святозара.
— Не бойся, девочка моя, — шепчет она мне, гладя рукой волосы, а мне так хочется расплакаться. — Я ходила к ведунье.
— К той, что в чаще живёт? — Зачем-то уточняю я будто ведуний у нас воз и маленькая тележка.
Нянюшка лишь кивает в ответ.
— Она сказала, всё, что происходит по судьбе тебе, только нужно с честью пройти испытания, посланные Богами.
Я вырываюсь из её сердечных объятий и возмущённо шепчу:
— О чём ты говоришь? Предательство семьи, отца, который даже не смотрит в мою сторону это мне по судьбе? Рабство по судьбе княжне?
— Брешет твоя ведунья, как есть, брешет, — встревает возмущённо Млада. — Не может такого быть. Боги ошиблись.
— Язык прикуси, девчонка, — сцепилась с ней нянюшка, — боги не ошибаются.
Пока они лаялись, обоз тронулся в путь. Нянюшка не успела выскользнуть и оказалась в нашем обозе. А в своём возрасте побоялась выскакивать на ходу.
— Старая карга, — выругалась шёпотом нянюшка, но я услышала. — И мне сказала, что буду с тобой до скончания века. Вот, пожалуйста, не успело рассвести, как предсказание сбылось.
