Между салоном и местом кучера есть маленькое окошечко, позволяющее взглянуть на то, чем они там заняты, и я, конечно же, любопытствую, тут же горько о том пожалев, ибо кучер с Мефодием трапезничают прямо на ходу. Они жуют что-то зажатое в руке у каждого, а я…
От увиденного слёзы текут сами. Первым моим желанием… С первым своим желанием постучать и попросить кусочек всё равно чего, я справляюсь. Хотели бы – сами предложили бы, а раз не предложили, значит, ждут моего унижения, моих слёз, моей боли, что очень хорошо показывает мне моё место. Неведомо мне, отреклись ли от меня, но дум по поводу юной княжны я совершенно точно ни у кого не вижу. Как будто и нет меня здесь.
Достав платок, я стираю слёзы с лица, стараясь удержать себя в руках, но выходит у меня не очень, ведь есть хочется, кажется, с каждым мгновением всё сильнее. Ни кучер, ни слуга не должны увидеть моего унижения. Хватит, наунижали меня в Смольном институте.
Господи, дай мне сил!
За окном давно стемнело, и мне надо бы спать, но карета всё едет и едет, как заведённая. Еды мне так и не предложили, потому от рождаемой голодом боли я не могу уснуть, как кофулька какая. От этой же боли хочется плакать, но мне уже, кажется, совершенно нечем. За что меня мучают? Что я им сделала?
Вопросы эти безответны, но в тот самый миг, когда я уже почти совсем обессилеваю, раздаются выстрелы. Я знаю, что это выстрелы, потому что слышала их уже сегодня, и наставница тогда сообщила, что это стреляют. Выстрелы в этот раз, кажется, совсем близко. Карета резко останавливается, дверь её распахивается, и чья-то грубая рука хватает меня за платье, выдёргивая в темень непроглядную.
– Девка! – кричит кто-то очень страшный, а затем наклоняется надо мной косматой тушей. – Ну-ка, опробуем господского мясца, – утробно рычит мой кошмар, берясь своими лапами куда-то за лиф.
Я понимаю: это революционер, как тот, из тюрьмы. И сейчас он будет делать со мной всё, что обещал тот, кто приходит в мои сны, заставляя кричать. Платье трещит под его лапами, оно готово уже поддаться, а я чувствую – ещё немного, и случится нечто совершенно ужасное, но тут снова трещат выстрелы, отчего эта туша падает на меня, лишая дыхания. Я уже готова умереть от душного смрада, исходящего от революционера, когда какая-то сила сдёргивает его с меня.
– Девица, Ваше Благородие, – сообщает спокойный голос из тьмы. – Целая!
– Вот и хорошо, – вторит ему другой, в этот миг рядом появляется свет. – Карета, судя по короне, княжеская… Сударыня, – обращаются явно ко мне, – разрешите вам помочь?
Меня хватает лишь на кивок. В следующее мгновение я оказываюсь в чьих-то уверенных руках. Затем – как-то совсем без перехода – меня кладут на что-то мягкое, и в неверном свете фонарей я вижу спасшего меня рыцаря. Лицо его с тонкими усиками озабочено, но взгляд твёрд и уверен, в нём совсем нет похоти, на мой взгляд.
– Поручик Галицкий, – представляется он. – Не извольте беспокоиться, бандитам ныне не до вас.
– Княжна Вяземская, – представляюсь я, – Лада Александровна.
– Какое исконно русское красивое имя, – восторгается он и тем подкупает меня.
Оказывается, поручик возвращается домой с войны, потому услышал происходящее и поспешил, как настоящий рыцарь, на помощь. Он предлагает меня сопроводить, на что я, всё ещё дрожа от страха, немедленно соглашаюсь. Затем, задумавшись на мгновение, решаюсь всё же задать вопрос, ведь ему меня не любить пока не за что.
