И тогда, прощённый, он шёл в люди с очищенною душою и добрыми намерениями. Шёл творить благое дело – с грешников грехи снимать! Так уж распорядился Господь, что насовал в места эти непослушников да строптивцев, не ужившихся с народом Бога почитающим. Душу грешную, святой отец выслушивал внимательно, не торопя кающегося, ныряя вместе с ним в тяжёлый груз его глубоких страданий. Когда же таинству исповеди приходил конец, он встряхивал грешника так, что тот чувствовал полёт с крыши, и наступало необыкновенное облегчение. Грехи были сняты, а святой отец был приглашён в дом разделить трапезу за столом, с перечислением наперёд набора яств и гостей, по случаю глубочайшего очищения души и тела.
Но после первого же влитого стакана, прощёный Господом настоятель и, часами ранее очищенный им, хозяин перевоплощались, и в вымытые светлые души их, снова падал дьявольский мусор искусителя. Всё начиналось сначала! Несло течение Козолупа по бурной, дьявольской реке прямо в омут и засасывало его всего с головою и очень глубоко, до самого дна…!
Допивался так, что, очухавшись, не соображал, где и у кого он, не узнавал дома своего села и их обитателей. А оказывалось, что он в другой деревне, в пяти верстах от родного села.
Гены деда-разбойника передались и Поедотушке. Даже в трезвом смирении, его неустанно тянуло выйти на широкую дорогу, на простор промысла, не с топором, боже упаси, а так, пошалить, душу от скуки потешить. В смиренном состоянии, он ещё мог сдерживать себя, но стоило только нахлебаться, и дьявольские силы, тащили его за ноги на эту дьявольскую промысловую дорогу. И тогда – «Берегись, кто может!». Раскорячившись посреди дороги, растопырив в стороны ручищи, он рычал медведем, и лошадь вставала пред ним на дыбы в диком храпе и страшном ржании.
Было от чего в эти моменты в порты навалить, особо в зимние сумерки и когда вьюжит. Да так и было и, даже, не раз…! Батюшка останавливал перепуганную до смерти лошадь, сбрасывал с саней всех, кто сидел в них, и несла его нечистая куда ему взбрендится.
Так, однажды, в тёплый вечер гнали они втроём в ближайшую деревеньку (тоже с поселенцами) под гармонь и прихваченный самогон. Пять вёрст пролетели быстро.
В чужой маленькой деревеньке он ломился в первые же ворота, чтобы слово ласковое изречь, капустой с рюмашкой угостить, грехи со всех грешников собрать и увезти сатанинский груз в телеге, обещая замолить до последнего греха в своей церкви. Но деревня та была уже понаслышана о доброй душе Козолупа вскоре после окончания им духовного училища, о его полной, через край льющейся, доброте. Она закрывала наглухо все двери, окна и ворота при появлении святого отца задрыщенского. И вот тогда, батюшка приходил в сильную ярость, просто за непонимание…! Пропахав сапожищами десяток дворов, клича братьев и сестер показаться ему на глаза и, никого не узрев, уезжал обратно, продолжить гулянку до утра.
Загуляв в очередной раз, снова занесла его нечистая в эту же деревню, где он когда-то крепко побуянил. Гавриил и Павел, так окрестил своих собутыльников отец Козолуп, правили вдвоём вожжами, а батюшка возился в соломе на дне длинной и глубокой телеги. Он ехал в гости к мужику, который сумел распознать в святом отце истинную душу православного христианина. Этот мужик познакомился с батюшкой в церкви, на Пасху, а потом знакомство продолжилось в доме Гавриила, где мужики крепко разговелись после длительного поста.
