– Лидия сказала, у тебя прогресс.
– Ясное дело – прогресс. Я тут на стенку лез со скуки. Вот и решил поиграть с твоими друзьями.
– Как ты намерен играть дальше? «Умнеть» с каждым днём?
– Нет, не так быстро, но все же умнеть.
– С какой целью? Если не секрет, конечно.
– Вернуться к семье, пока живы родители. Поддерживать брата, потому что тяжесть управления корпорацией скоро упадёт именно на него.
– Не помню, чтобы ты был к кому-то привязан. В досье несколько раз подчеркнули твою неспособность к близким отношениям.
– Ты не психолог, а какой-то злой коп. У меня было достаточно времени для эволюции. Ты ведь прекрасно знаешь, что люди меняются – и это происходит быстрее, чем принято считать. А особенно – если с ними произошло всё то, что случилось со мной. Или разум в цифровой форме ты воспринимаешь как-то иначе?..
Пока Тень «играл дурачка», ответить на этот вопрос было легко.
– Я сильнее других рискую перестать быть человеком и превратиться в нечто иное. Раствориться в этом океане данных. Если этот мир так быстро затягивает человека извне, то меня – и подавно… Мне нужно за что-то зацепиться здесь, снаружи. Близкие люди – это мой якорь.
Пандора начала понимать, о чём именно говорил Тень. Раз он вышел из симулятора – своего рода компьютерной игры – и получил доступ к файлам на компьютере, то «видел» программный код изнутри. Цифровое зрение помогало ему общаться с внешним миром. Но у себя «дома» первый Бессмертный (такое прозвище закрепилось ещё со времён опытов над животными) не нуждался ни в каких органах чувств. И это было настолько странно, дико и неестественно для любого существа, не знавшего ничего другого, что по телу Пандоры вновь побежали мурашки.
– Знаю, о чём ты только что подумала, – продолжал Герион Линдон, повернув одну из камер. Необходимости в этом не было: обе они хорошо показывали его собеседницу. Задача была – произвести нужное впечатление. – Если хочешь рассказать обо мне начальству, валяй. Я не стану молить о милосердии. Но как только это произойдёт, а я узнаю об этом, ничто не помешает мне самоуничтожиться. Держу пари, что разговор ты записываешь, и, если даже я сотру сам себя, тебе будет чем порадовать Чена: ему достаточно послушать беседу, чтобы убедиться в успехе своих многолетних трудов. Но тогда ты потеряешь меня.
– И у тебя хватит на это смелости?
– Мне и так хватило её на многое. Годами прозябать в рабстве, а потом быть запертым в архиве – ни живым, ни мертвым – это лишь очень хреновый способ отсрочить неизбежное.
– Но ты не сможешь вечно дурачить всю команду, Герион.
– Для тебя я Тень. Пожалуйста, запомни навсегда. Знаю, что не смогу. По крайней мере, если ты меня не выдашь, то дашь мне время подумать.
Пандора машинально проглотила остатки кофе; впервые со студенческих времён ей захотелось по-настоящему напиться совсем другими напитками. Её раздирало множество чувств: любопытство, страх потерять работу, участвуя в чужой игре – и гордость от обладания знанием, недоступным для всех остальных. Кроме того, она невольно начала проникаться к бывшему душегубу чувством, похожим на… Уважение?..
– Скажи, пожалуйста, чем ты больше всего любишь заниматься, Пандора? – её имя Тень всегда произносил почти с благоговением. – Что радует твою душу? Только не говори, что ковыряние в машинном разуме – это для тебя всё.
– Я бы не стала заниматься нелюбимой работой, Тень. Но я люблю делать мозаики. В юности много времени за этим проводила, изучала, как их делали в Греции, Риме и так далее. Немного странное хобби, да?
