– Но так не должно быть!.. – доказывала она непонятно кому. – Я же старалась быть хорошей, я почти не трусила, я сделала все, что нужно, я даже вену нашла правильно!.. Так за что это, Господи?..
– Не «за что», а «для чего». На скорый ответ не надейся, – проговорил вдруг спокойный, теплый, а главное, знакомый голос.
Из мрака выступила высокая светловолосая фигура в длинном тёмно-сером пальто с опущенным капюшоном и окаймленным белой линией восьмиконечным крестом на рукаве. А пару секунд спустя она узнала лицо с мягкими ангельскими чертами, совершенно чужими здесь, на нижнем уровне, в обиталище «человеческих отбросов» – так в разговорах «за жизнь» люди нередко величали сами себя. Пухлые, почти женственные, губы, миндалевидные зеленые глаза, ангельская улыбка. Брат Александр казался воплощением миролюбия и красоты, но жутковатая байка о том, как его однажды пытались зарезать, и что стало с этими несчастными, ходила в Подземке уже несколько лет.
– Почему я жива, а она – нет? – вопросила Мидори, задыхаясь от слез.
– Ты не сажала себе сердце, печень и почки несколько лет подряд. – Александр вдруг сел, чтоб быть с девочкой вровень. – И здесь неважно, насколько ты была смелой…
– Вам что – «ночной рыцарь» рассказал?
– Конечно. Мы в Братстве знаем друг о друге все.
– Потому-то платы он и не взял… – вздохнула девочка, вытирая слезы.-Что же мне делать, брат Александр?
– Во-первых, перестать плакать. Ты же понимаешь, мама не умерла. Она перешла в другую форму существования. Даже вещи никогда не умирают окончательно, а уж люди – тем более. Во-вторых, тебе лучше пойти со мной.
– Куда?
– Наверх. И обещаю: солнце ты увидишь через пару дней. Ты и все, кто поверил.
Девочка открыла рот, чтобы возразить, но брат Александр не дал ей такой возможности.
– Мидори, свет не включат. Воды в трубах больше нет, потому что насосы не работают. Канализация – сама чувствуешь, как здесь плохо пахнет. Лестницы наверх забиты людьми и завалены трупами. Скоро здесь будет одна большая могила.
– Но мама…
– Не бойся: крысам она не достанется…
Он зашел в комнату, позволив девочке осветить ему дорогу, и остановился перед останками молодой женщины. Медленно перекрестив покойницу своей большой рукой, он прошептал на латыни короткую молитву, и руки Мидори сложились на груди сами собой. Минутой позже, когда она в последний раз поцеловала мать, Александр заботливо накрыл тело лежавшим на матрасе покрывалом, достал из кармана пальто спрей-баллончик и, держа его в вытянутой руке, распылил содержимое на труп. Мидори зажмурилась.
Две секунды спустя над покойницей вспыхнуло пламя.
Вестник из ниоткуда
23—24 декабря 2142
Я опять падал во сне. Стремительно и неотвратимо. И вновь проснулся в момент удара. Моё несуществующее сердце выбивало тревожную дробь… Я думал, что уже давно изжил старые страхи, связанные с памятью человеческой оболочки – но нет, жуть падения и переломанное тело матери упрямо всплывают сквозь воды времени.
В реальности меня уже давно не пугает человеческая начинка – кровь, кишки, кости… Как можно бояться того, из чего состоишь сам? Всё равно, что копаться в системном блоке, делать брезгливую мину и восклицать: «Какой ужас!» Но сон – другое дело. В нём задействованы те участки сознания, которые не обманешь ни новым телом, ни новыми привычками. Эти участки нет-нет, да напомнят, что ещё вчера ты был рабом своей физиологии, комплексов и мелких амбиций.
