Рахманов поморщился, словно всё это видел сам (а может, и видел: кое-кто из старшего поколения застал конец Золотого Века в сознательном возрасте). «Трещины» на его лице сделались глубокими, как пропасти.
– В ту пору почти не осталось бумажных книг. Всё хранилось в оцифровке. И там, где не стояла электромагнитная защита – исчезли все учебники, таблицы, формулы, чертежи – все знания о жизни, которые никто не хранил в памяти, понимаешь? Картошку испечь не смогли бы, тем более – посадить.
– Какие-то дурачки… – Рэнди смерил собеседника недоверчивым взглядом. – А вы, значит, все это видели…
– Нет, но тоже повидал немало страшных вещей. А хуже всего было знаешь что? Оказаться одному на необитаемом острове.
– Что тут страшного? Никто под руку не говорит, никто не гонит спать, когда не хочется, – возразил мальчик.
– День или несколько – да. Но недели, месяцы и годы – та ещё пытка. Особенно когда не знаешь, увидишь ли снова людей или сгинешь там ни за что ни про что. – Рахманов вдруг ссутулился и сейчас показался Рэнди дряхлым. – Когда такая беда стряслась со мной, я разговаривал со свиньёй, чтобы совсем не рехнуться.
– А дальше? Лодку смастерили, да?
– Меня забрали. Это были плохие люди, к которым в руки лучше не попадать, но свою роль в моей судьбе они сыграли. Вот почему я б никогда тебе не советовал отчаиваться, когда дела идут плохо.
– Эти парни – они пираты, что ли?
– Можно сказать и так, Рэнди. Имя им – «Наутилус». Приплывают в какой-нибудь прибрежный город, где есть ценные металлы, машины в рабочем состоянии, образованные люди, которых сейчас и так кот наплакал, и забирают их с собой. Иногда «Наутилус» покупает все, что ему нужно, и мирно уходит, но если встречают сопротивление – расправляются с восставшими. Самая тяжкая потеря для общин, похожих на твою, это, конечно, люди. Потерять машину не беда, если есть человек, способный ее собрать. Но если исчезнет он, не оставив учеников, остальным одна дорога – в каменный век… Ясное дело, оставаться с подонками я не захотел, хотя и кормили меня досыта, и крыша над головой была, и много чего еще предлагалось. Вот и бежал.
– А сюда они нагрянуть могут?
– Да. Когда решат, что это нужно. А это возможно и через год, и через десять.
– Хоть наш князь и скотина, лучше пойти к нему и обо всем рассказать, – проговорил Рэнди притихшим голосом. – Чем не повод организовать оборону получше!
– Князей, королей и прочей шушеры мне лучше сейчас избегать, – покачал головой Рахманов.
– Вот и Свалка. Раньше люди тащили отсюда все, что нужно в хозяйстве. А потом пришли стрелки князя, протянули колючую проволоку и давай палить во всех, кто пытается пролезть мимо них. Бывало и насмерть.
Рэнди показал рукой на длинную проволочную ограду вокруг территории не меньше квадратного километра, заваленной ржавыми остовами старинных машин и прочим не разлагающимся в природе хламом. В центре её красовалось циклопическое, сложенное из местной красноватой породы здание, похожее на скопление кристаллов; издалека оно выглядело призрачным, наполовину растворенным в плотном снегопаде.
У шлагбаума, служившего воротами на Свалку, скучали арбалетчики в толстой зимней одежде. На головах они носили балаклавы, оставлявшие открытыми только глаза – обе грязно-белого цвета, что делало людей похожими на не менее грязных снеговиков.
– В старину на Свалке был завод, где из этого хлама делали полезные вещи: ничего не пропадало зря… После Блэкаута он какое-то время стоял пустой: народ не знал, что с такой громадиной делать. Теперь там замок нашего князя. Отец у них бывал: говорит, туда полгорода переселить можно…
