– Ну, что? – спросил юноша, опустив молот. Биение его сердце ускорилось вдвое.
– Работай, раз вызвался, – угрюмо проговорила Масако, сняв респиратор. – Мне сегодня «повезло» быть первой. После меня нагрянули двое с той же бедой. Как бы к вечеру не стало больше.
Женщина стала заваривать ещё одну порцию чая. Продолжая заниматься топором, Рэнди краем глаза следил за ней: на шее у Масако была свежая повязка, но сама она совсем не походила на человека, получившего помощь, а напротив, заметно осунулась. Допив чай, она резко встала с места.
– А впрочем, нет. Топор доделаю я. Ты займись крепежами для своей леталки и выкуй побольше запасных.
Рэнди не верил ушам. Наставница разрешала ему пользоваться кузницей для собственных нужд, но только после выполнения их общей работы. Ничего не говоря, он пошел к полке с ящиками, протянувшейся вдоль стены на уровне глаз, и взял оттуда коробку с мелкими заготовками из добытого на Свалке металла: несмотря на инцидент с Рахмановым, юноша продолжал выбираться туда, добывая материалы для собственной работы.
Солнце уже давно миновало полуденную точку, когда Масако погрузила готовый топор в чан с подсоленной водой, из которого немедленно пошел пар. Будучи не отшлифованным и не отточенным, оружие смотрелось неприглядно, однако уже сейчас его форма, с округлым лезвием и хищно выгнутым нижним краем, завораживала Рэнди.
– У доктора была вакцина, – сказала женщина, вытащив топор из чана и передавая в щипцах ученику, – но срок годности у неё пятнадцать лет. Говорит, толку от неё сейчас – что от воды в луже.
– И всё?.. – брови Рэнди сами собой сошлись в одну линию.
– Ты будто отца не знаешь! Нет, конечно! Он сделал мне укол этого самого паци… пинце…
– Пенициллина… Штука хорошая, – Рэнди был рад, что сумел чему-то научиться у отца. – Спасает что от пневмонии, что от родильной горячки, если случай не очень запущенный.
– Только мне всё равно не очень, – пробормотала Масако. – С нас обоих пот градом, только вот тебе жарко, а я – как в мешке со льдом.
– Так это тебя лихорадит! – заволновался ученик.
– Ясное дело. Мне твой папа выдал шприц, велел повторить укол завтра…
– А сейчас?
– Согрей мне бочку для купания, – велела женщина и ушла по лестнице наверх – проведать мать.
Бочка стояла в центре соседней, совсем маленькой комнаты, на решетке, накрывавшей квадратное углубление в полу, в котором разводился огонь. Накачав насосом воды и оставив её греться, юноша невесело принялся за поздний обед.
Доктор Осокин добрался домой лишь к полуночи; не скрывая волнения и страха, он объявил родным, что в городе настоящая эпидемия. В течение дня к нему пришло двенадцать больных с одними и теми же симптомами: сильный жар, кашель и удушье. На ночь с ними остался Арсений. Заразу доктор, как и его домашние, связал с мором чаек; среди домашних птиц тоже начался падеж, а возятся с ними чаще женщины – три четверти среди заболевших. В школе у Альды, как оказалось, отсутствовали двое ребятишек, которые обычно не прогуливали занятий.
Осокин подозревал, что возбудителями могли быть реликтовые микроорганизмы, чьи споры с тех времен, когда Антарктиду покрывал лес, миллионы лет ждали своего часа. Инфекция передавалась по-разному: как через рану, так и воздушно-капельным путем. Несмотря на предосторожности, принятые еще в больнице, и купание в бочке, которую заботливо согрела Альда, идти в спальню доктор отказался. Рэнди предложил отцу своё место на печи, но упрямый доктор постелил себе на полу.
