Код Стрелы - страница 2

Лондон спал, укрытый дождём. Лиам смотрел в окно, где фонари тонули в лужах. Его мысли были хаосом: страх перед IronLock, грусть от одиночества, любовь к идее мира, где его мать могла бы улыбаться без боли. Он думал о том, что сказал Альбер Камю: «Восстать – значит создать смысл в бессмысленном мире». Лиам восстал. Он был «Стрелой». И эта искра в тени обещала разгореться в пламя.

Берлин, весна 2012 года. Город пульсировал, как живой организм, его улицы были артериями, полными шума, света и хаоса. Кройцберг, район с граффити на каждом углу, пах кофе, свежим хлебом из турецких пекарен и марихуаной, которую курили хиппи у канала. Небо, серое, как бетон, срывало редкие капли дождя, и Лиам Кроу, сгорбившись под капюшоном чёрной толстовки, шёл по тротуару, где велосипедисты и уличные художники создавали симфонию жизни. Его ботинки хлюпали по лужам, а в голове гудело: он был в бегах. Лондон остался позади, как старый сон, но тень IronLock, киберохотников Zenith Solutions, висела над ним, как дамоклов меч. Лиам чувствовал их дыхание – не буквально, но в каждом подозрительном взгляде, в каждом звуке сирены, в каждом мигании его ноутбука, когда он проверял свои цифровые следы. «Боишься? Хорошо. Страх – это компас», – говорил ему Ghost, его наставник из даркнета, чей саркастичный голос до сих пор звенел в памяти. Лиам усмехнулся, но улыбка вышла кривой. Компас, говоришь? Тогда почему он чувствует себя потерянным?

Два года назад он стал «Стрелой», хакером, чья цифровая подпись – минималистичная стрелка – взбудоражила мир. Его первый удар по Zenith, перевод £100,000 больнице в Лиссабоне, сделал его легендой в даркнете и мишенью для корпорации. Теперь он жил под чужим именем, в съёмной комнате над шумным баром в Кройцберге. Его новое убежище было тесным, как лондонская квартира, но с берлинским шармом: облупившиеся обои с цветочным узором, скрипящий паркет и окно, выходившее на стену, покрытую граффити с надписью «Freiheit oder Tod». Свобода или смерть. Лиам часто смотрел на эту надпись, размышляя, не слишком ли близко он к последнему. «Человек, который не боится, либо лжец, либо глупец», – писал Эрнест Хемингуэй. Лиам не был глупцом, а вот лжецом – пожалуй. Он лгал себе, что всё под контролем, что он справится, что страх не сожрёт его изнутри.

Сегодня он шёл в кафе «Schwarze Katze», место, где хипстеры с ноутбуками мешались с активистами и мелкими дилерами. Кафе пахло свежесмолотым кофе и слегка прогорклым маслом от круассанов. Лиам выбрал столик у окна, подальше от любопытных глаз, и открыл свой ноутбук – старый, потрёпанный, но с начинкой, которую он собрал сам. Его пальцы замерли над клавиатурой. Он получил новое письмо через даркнет, продолжение того, что изменило его жизнь в Лондоне. Файл содержал данные о Vantage Group, берлинской компании, которая под видом модельных агентств организовывала проституцию и торговлю людьми. Лиам читал переписку их боссов, чувствуя, как гнев закипает в венах. Молодые девушки, заманиваемые обещаниями карьеры, попадали в сети, где их продавали, как товар. Это была грязь, от которой хотелось отмыться, но Лиам знал: отмыться можно только действием.

Он поднял глаза и заметил женщину за соседним столиком. Аня Вольф, журналистка, чьи статьи о торговле людьми он читал в подпольных блогах. Её светлые волосы были собраны в небрежный пучок, а глаза, серые, как берлинское небо, горели решимостью. Она печатала на старом MacBook, не замечая Лиама, но он знал её историю: Аня потеряла сестру, попавшую в лапы таких же «агентств». Эта боль сделала её воином, и Лиам чувствовал к ней странное притяжение – не только из-за её красоты, но из-за её огня, её человечности. Он колебался. Подойти? Раскрыться? Любовь, даже её намёк, пугала его сильнее, чем IronLock. Открыться – значит стать уязвимым, а уязвимость в его мире равнялась смерти. Но затем Аня подняла взгляд, поймала его глаза и улыбнулась: «Что, хакер, шпионишь за мной?» Лиам опешил. Откуда она знает? Но её тон был шутливым, и он выдавил: «Просто любуюсь видом. Кофе тут паршивый, но компания ничего». Аня рассмеялась, и этот смех, лёгкий, как звон колокольчика, растопил его страх. Так начался их разговор.