С искажённым от боли лицом Альбина поднялась и встала на ноги. Зажимая рану руками, она вышла из беседки и поспешила дальше.
Она должна выжить! Должна!
Внезапная идея вспыхнула в голове и начала разгораться во вполне себе реалистичный и безопасный план. Да! Это то, что нужно! Там её никто не станет искать!
Молнии и гром продолжали разрывать тёмное небо.
С трудом держась на ногах, Альбина увидела впереди ворота. Похоже, это выход из парка. Радостная надежда зажглась в груди.
Седьмая выбежала на дорогу.
Внезапный свет фар ослепил её. Колёса заскрипели на асфальте, и машина остановилась всего в нескольких метрах от Романовой.
– Какого чёрта?! – услышала она мужской голос.
Собрав последние силы, Седьмая вытащила из-за пояса револьвер, который успела прихватить, покидая место встречи с Саблиным.
– Садись за руль! – тяжело дыша, прорычала она.
Глава 12. Италия. Салерно. 1820 год
Солнце пробивалось сквозь щели в ветхой крыше и пыльные окна чердака.
Джованни Риццоли, мужчина лет тридцати, с глубоко посаженными глазами и жёсткими линиями, обозначавшими его скулы, стоял посреди помещения. В руках он держал пожелтевшую гравюру, изображавшую извержение Везувия. Мужчина был сосредоточен, но не на красоте изображения, а на цене, которую оно могло бы принести.
Чердак, заваленный старыми сундуками, потрескавшейся мебелью и забытыми предметами быта, был его кладовой надежды и отчаяния. Здесь он искал средства для дела, занимавшего все его мысли, – освобождение Италии.
– Сколько ты стóишь, старина? – тихо спросил Джованни гравюру, словно разговаривая с другом. – Хватит ли тебя, чтобы купить немного пороха? Или, может быть, пару новых сапог для наших ребят?
Он осторожно отложил гравюру и перешёл к следующему сокровищу – винтажному музыкальному шкафу, покрытому слоем пыли. Механизм, казалось, застыл во времени, но Джованни помнил, как его отец, когда-то богатый купец, заводил этот шкаф, наполняя дом мелодиями. Теперь же музыкальный антиквариат был лишь напоминанием о прошлом, о потерянном достатке, остатками которого Джованни готов пожертвовать ради будущего.
Риццоли поднял крышку, надеясь услышать хоть слабый звук, но из недр шкафа тянулось лишь скрипучее молчание.
– Жаль, – прошептал Риццоли, – ты тоже не принесёшь много пользы.
В его голове проносились имена, лица, планы. Джованни видел, как его товарищи, преданные делу, рискуют жизнью, распространяя листовки, собирая информацию, готовясь к неизбежному восстанию. Он чувствовал ответственность за них, за их семьи, за будущее Италии.
Взгляд карбонария5, члена политической организации, считавшей своей основной задачей борьбу за национальное освобождение, свободу и равенство, упал на старый, потемневший от времени кинжал, спрятанный в кожаных ножнах. Джованни осторожно вытащил его, ощущая холод металла в своей руке. Он знал, что этот клинок принесёт больше пользы, чем гравюра или музыкальный шкаф, но не позволял себе думать о насилии. Пока.
Риццоли вздохнул, оглядывая чердак. Здесь хранилось много вещей, которые могли бы принести деньги. Но сколько? Хватит ли их, чтобы изменить ход истории?
Джованни понимал – время поджимает. Деспотизм душил Неаполь и маленькие городки в окрестностях, такие как Салерно, и терпение народа иссякало. Он должен был найти способ собрать средства на поддержку организации, дать надежду на будущее.
Мужчина с силой сжал кулаки.
