И все же так приятно было видеть, что Джон расслабился после нескольких непростых недель на работе. Летний семестр всегда был для него стрессом – экзамены трудны не только для учащихся, – а в этом году студент его факультета покончил с собой в кампусе, и не обошлось без скандала со шпаргалками. Из-за этого Джон в последнее время плохо спал, стал рассеянным и замкнулся в себе. Он умел красноречиво выступать на вечеринках и читать прекрасные лекции по строительному делу студентам последнего курса, но не умел говорить о своих чувствах и погружался в мрачное молчание, если ситуация становилась особенно напряженной. Робин надеялась, что пока Джона не ожидают новые трудности.
Тем временем их одиннадцатилетний сын Сэм, высокий и неуклюжий, склонился над своим телефоном у стены, пока его старшие двоюродные братья где-то веселились со своими друзьями. «Иди и пообщайся с ними», – посоветовала ему мать, и он, буркнув «ага» и ссутулившись, отошел от нее. Сэм, казалось, состоявший из одних только локтей и длинных ног, судя по всему, рано столкнулся с подростковой застенчивостью и сразу опускал глаза в пол, стоило только кому-то с ним заговорить. А вот Дейзи, его девятилетняя сестра, в которой не было ни капли робости, стояла среди малышей возле стола с тортом и, бурно жестикулируя, вела какую-то игру с воздушными шарами. Робин догадывалась, что с минуты на минуту ее дочь обрушит на их головы новую информацию о насекомых – это было ее нынешнее увлечение, – которая могла быть совершенно неинтересна всем остальным. Хотя это ее обычно не останавливало.
– My, my, MYYYY, De-LI–LAH! – толпа снова поддержала двойника Тома Джонса. – Why, why, WHYYY, De-LI–LAH!
– «Почему» и есть главный вопрос, – сказала Пола, подходя к Робин с бокалом красного вина в руке. Робин иногда чувствовала себя несколько блеклой на фоне эффектной золовки с ее блестящими темными волосами, уложенными в каре с идеальной челкой, и великолепными бровями. Пола работала агентом по продаже недвижимости в центре города и всегда носила шелковые блузки, облегающие юбки и туфли на высоких каблуках, на которых Робин начала бы спотыкаться уже спустя пять минут. В этот день на Поле было темно-розовое платье с пышными оборками на талии и серебряная цепочка с подвеской в виде пера. – Почему, почему, почему мама и папа пригласили выступать этого прохвоста с оранжевым лицом? И почему он решил, что это хорошая идея – спеть песню о том, как мужчина убивает женщину, на праздновании золотой свадьбы? Не самый подходящий выбор, правда?
– Ты права, – рассмеялась Робин. – Милашкой его не назовешь.
– Хуже того, он вот-вот споет «Sex Bomb», они все начнут двигать тазом, и у одного из стариков точно начнутся проблемы со спиной. – Пола с комическим отчаянием закатила карие глаза к потолку.
– Я бы сказала, что самые высокие ставки на тетю Пен, – ответила Робин, и они обе хихикнули, глядя на ту, о ком шла речь. Тетя Пен положила одну пухлую руку на дрожащее декольте, а другую подняла вверх и подпевала. – Увидишь, она поставит кому-нибудь синяк под глазом с этими ее жестами.
Пола фыркнула, но тут ее глаза сузились: она увидела, как один из ее сыновей снимает на телефон танцующую двоюродную бабушку.
– Попался, – процедила она. – Ты смотри, маленькие мерзавцы собираются выложить это на YouTube… Эй! – крикнула Пола, торопясь к сыновьям. Ее волосы переливались в свете неоновых огней диско. – Только не это!
