Смотрю, как у папы сжимается челюсть, и даже боюсь представить, что сейчас может начаться.
А ещё меня напрягает то, что Ветров знает моего папу по имени-отчеству.
– Ветер, скажи, я похож на того, кто желает своей дочери зла? – строго спрашивает папа.
А у меня холодный пот выступает на спине. Я слышала о бурной молодости моего папы, но только из рассказов дяди и дедушки.
– Мироша, – шепчет побледневшая мама, а мне становится и вовсе не по себе.
– Тихо, Галочка. Сейчас разговаривают мужчина и вот этот. – Папа зло кивает в сторону Ветрова, который сжимает руки в кулаки, да так, что костяшки белеют.
Я хватаю чашки, чтобы отвлечь себя. Хочу сделать всем кофе, но паника начинает захлёстывать.
– Мирон Борисович, некрасиво так общаться с будущим зятем, – произносит Ветров сквозь зубы, а у меня от шока чашка из рук выпадает, разлетаясь вдребезги.
Мама закашливается, а папа покрывается красными пятнами от злости.
– Любовь, что здесь происходит? – спрашивает папа таким голосом, что я начинаю бояться за его здоровье.
– Папочка, ты только не волнуйся. Тебе нельзя, – бубню я, ища глазами веник и совок. – Семен шутит. Это у него юмор такой. Рождественский.
– Люба, прекрати вводить родителей в заблуждение, – останавливает меня этот идиот, поднимаясь из-за стола.
– Ветров, заткнись! – шиплю на эмоциях и сразу осекаюсь, вспоминая его слова в комнате на такую же мою фразу.
Но, как говорится, поздно пить боржоми, когда почки отказали.
– Люба, я надеюсь это просто шутка, и ты сейчас проводишь своего гостя… – Но Ветров не даёт договорить папе, перебивая его:
– При всем моем уважении к вам, Мирон Борисович, но уже поздно меня провожать. – Он расправляет плечи и встаёт рядом со мной. – Люба, конечно, не подарок, но женщина она хозяйственная. Да и у меня есть чем похвастать. Так что мы уж сами разберёмся, как нам быть и с кем нам жить.
– Слышь, ты! – взрывается отец, повышая голос, но тут на кухню возвращается мама с пылесосом.
Когда она успела выйти?
– Ой, не нашла я веник, так что соберу все осколки пылесосом. – И врубает моего старенького трудягу, который своим ревом заглушает любые голоса.
Я вижу, как шевелятся папины губы и как он стоит напротив Ветрова, убивая его взглядом. А этот напыщенный индюк даже глазом не ведёт.
–– … и если я узнаю, что ты её обидел… – папин крик разносится на всю квартиру так же внезапно, как и мама выключает пылесос.
– Ой, вот тут еще не собрала, – спохватывается мама и снова его включает.
А папа продолжает шевелить губами, стоя напротив Ветрова.
Смотрю на всю эту картину как бы со стороны. Будто это не в моем доме сейчас происходит, и не я главное действующее лицо в этом театре. Мне даже хочется засмеяться, но почему-то стыдно.
– Вот, – выдает мама, выключая пылесос. – Теперь не порежетесь. – Она осматривает всех нас, улыбается своей фирменной улыбкой ангела, как любит говорить папа, и бодро добавляет: – А теперь давайте пить чай. Ну, или кофе. – Я смотрю на неё и не понимаю, откуда в ней такое спокойствие.
А мама быстро уносит пылесос из кухни. Возвращается. Ещё раз всех осматривает внимательным взглядом.
– Или вы еще не закончили, мальчики? – спрашивает у стоящих друг напротив друга мужчин.
– Закончили, Галчонок, – отвечает ей папа, улыбаясь в ответ.
– Вот и отлично.
Мама хлопает в ладоши, усаживает всех за стол и начинает накрывать.
А мы сидим и молчим. Папа сверлит взглядом Ветрова. Ветров меня, а я хочу на работу, в свою подсобку. А лучше к сыну. Он-то у меня понятливый.
