Не успеваю заметить, как перед всеми появляются чашки с чаем. Мама начинает рассказывать, как она закрывала варенье, которое ставит на стол, как ей помогал Глеб.
– А у вас есть дети, Семён? – спрашивает мама, улыбаясь ему.
– Да, дочка. Тоже Любовью зовут. Хорошее имя. Да, Мирон Борисович? – переводит он взгляд на папу, который все это время просто крутит в руках кружку с чаем.
– Очень, – соглашается папа, а после сощурившись, спрашивает: – А к твоей Любе тоже заваливаются беспардонные мужики с утра пораньше и торчат у неё в комнате?
– Моей девочке только восемнадцать, – рычит Ветров, а я понимаю, что что-то здесь не так. Отчего так заводиться-то?
– Так и моей когда-то было восемнадцать. – А вот папа говорит уже спокойнее.
Интересно, это только мне кажется, что эти двое специально друг друга выводят на эмоции? Судя по тому, как мама нервно помешивает давно растворившийся сахар в чае, не только мне.
***
– Это полный пиздец. Полный! Пиздец! И ещё раз…
– Вы же понимаете, шеф, что сейчас всё это говорите в голос? – слышу вопрос Серого и прихожу в себя.
Поднимаю взгляд и смотрю на него сквозь зеркало заднего вида, замечая его сосредоточенный и хмурый взгляд. Провожу рукой по волосам на затылке, расправляя их. Слегка ударяюсь головой о подголовник, а у самого внутри клубок из самых разных эмоций.
– Серый, а ты знаешь, кто такой Снегирёв Мирон? – задаю вопрос и внимательно слежу за его выражением лица.
Серый резко бледнеет и даже тянется, чтобы поправить воротник на свитере.
– Значит, знаешь, – вздыхаю я тяжело.
– А почему вы вспомнили о Снегирёве, шеф? – нервно спрашивает Серый.
– А он, оказывается, отец Любы Астафьевой, – отвечаю я и снова ударяюсь головой о подголовник. – Это же полный пиздец, Серый.
Серый снова поправляет воротник на свитере и больше не произносит ни слова. А я, будто пришибленный, смотрю в окно и пытаюсь осознать, что со мной сегодня произошло.
Ох, Люба, Люба. Как же так-то? Это какой-то злой рок? Или судьба меня решила мокнуть в прошлое носом. Вот, Ветров, смотри. Смотри и думай теперь. Нужна она тебе теперь или нет.
Сука!
Снегирёв Мирон Борисович.
Это явно чья-то злая шутка.
Мирон в своё время был вхож в круг людей, которые держали наш округ в ежовых рукавицах. Я был пацаном, когда они здесь всем заправляли. И правила у них были достаточно жёсткие. Если происходил беспредел, то его разруливали в течение суток, и не всегда это заканчивалось хорошо.
Когда по округе разносился рёв тяжёлых мотоциклов, дрожать начинали даже бездомные собаки. Малолетним пацанам было всегда интересно посмотреть на разборки взрослых мужиков. Сейчас я понимаю, что те зрелища были явно не для детей. Но они формировали наше мировоззрение, и оно стало тем, что есть.
У нас тоже сформировался свой круг друзей, и мы часто копировали поведение старших. Тем более, большинство из них были наши родные.
Их было пятеро: Лом, Мотор, Русый, Снегирь и Ветер.
Пятеро друзей, которые, казалось, были не разлей вода. Их все уважали, боялись, хотели быть похожими на них и ненавидели. Всегда, где есть сила, там будет и зависть.
Я не могу судить, хотя хочется и очень. Мама никогда не вспоминает тех дней, только когда каждый год ходим на кладбище. Сначала идём к отцу, а после к Маринке. Так вот, у могилы отца мама часто рассказывает ему, что это он виноват в том, какой путь я выбрал.
А ведь я в последние годы максимально вывел весь свой бизнес на официальный уровень. В наше время по-другому учишься руководить. И это ни хрена не легко. Но я хочу оставить своей девочке лучшее, а не этот весь хаос и сброд.
