Когда была война - страница 21

Соня смотрела на их усталые, измождённые, перепачканные землёй лица, и ей хотелось плакать. Она считала, что война для всех одинаковая – и для тыловиков, и для фронтовиков, и для них, медработников, но сейчас понимала, как была не права, как ошибалась. Здесь, у кромки леса на берегу Волги, война оказалась совсем другой – по-настоящему страшной. Здесь над каждым стояла смерть. Здесь витал её дух – кровавый, бескомпромиссный и кровожадный. Соня искренне хотела помочь каждому, кого видела перед собой, но ничего не могла сделать. Даже поддержать словами и то не могла, потому что у самой не осталось никакой, даже самой маленькой надежды, которой она могла бы поделиться с этими измотанными бойцами.

Один из солдат, плечистый мужчина лет тридцати на вид, достал из кармана шестизарядку и патрон, и, сунув его в барабан и прокрутив ладонью, протянул Соне.

– На, – выдохнул он. – Сейчас попрут фашисты, так ты хоть одному пулю в лоб всади.

Соня покачала головой.

– Не нужно.

– А вдруг нужно, – возразил другой солдат. – Они ж всё равно сюда, уроды, приползут, а деваться нам некуда. Так хоть кого-нибудь с собой забрать.

– А почему бы не пойти и не попытаться выбить их? – сказала Соня. – Если уж всё равно умирать…

– Да не сможем, – усмехнулся солдат. – Они ж в доте, засранцы, засели. Гниды вшивые. – Он ожесточённо сплюнул и утёр рот засаленным краем ватника. – Туда идти без толку, просто расстреляют и всё. Даже добежать не успеешь.

Соня помялась, но всё же решилась спросить:

– А их из этого дота можно как-нибудь… ну, выманить? Выкурить?

Солдат снова усмехнулся, вытащил из кармана лимонку и подбросил её на ладони.

– Можно во. Гранатку в амбразуру закинуть. И хана им там всем.

– Почему же вы этого не сделали до сих пор? – удивилась Соня.

Они засмеялись – невесело и неестественно – и заговорили все разом:

– Думаешь, не пробовали? Зря только ребят угробили. Туда идтить – верная смерть.

– Ты, сестричка, чем воевать собралась? Дубинкой? Так и дубинки нет. А фрицы и вокруг дота расселись тоже, человек двадцать, не меньше. С кофеем и булками. Так что ждём, мож, поддержка какая прибудет.

– Авось не передохнем тут все до ентова времени.

Соня протянула к солдату руку ладонью вверх.

– Дай мне гранату, – потребовала она.

Тот недоумевающе уставился на неё.

– Сдурела?

– Дай мне гранату! – повторила Соня.

Солдаты все, как один, воззрились на неё с нескрываемым интересом. Соня поднялась на ноги и отряхнула штаны. В ней горела мрачная решимость: прорваться. Не сидеть же тут в ожидании, когда придут немцы.

– Да дай ты ей гранату, Саныч, – подал голос молчавший до сих пор солдат. – А вдруг получится у ней?

Он поднял голову и быстро глянул на Соню. Она успела увидеть в его глазах надежду – маленькую, почти незаметную, но крепкую. Крепкую оттого, что она была у него единственной. Саныч тоже встал, быстрым движением сунул гранату Соне в ладонь и в упор, открыто посмотрел на неё.

– Обращаться-то умеешь?

– Справлюсь, – уверенно ответила Соня.

Следом за ними поднялся худой долговязый солдат с короткой густой шевелюрой и орлиным носом с горбинкой. В чертах его лица неуловимо угадывалось что-то грузинское, тёмные глаза сверкали двумя агатами. Он нахлобучил на голову потёртую грязную пилотку.

– Я с тобой пойду. Только командиру доложу.

Майор не стал его даже слушать, только устало махнул рукой и снова повернулся к связисту. На полу спал Худокосов, а рядом сидела Зоя. Она медленно перекрестила Соню, сложив вместе три пальца, когда та показала ей зажатую в кулаке гранату, и хрипло прошептала: