Когда была война - страница 33

Паёк действительно выдавали – хлеб, тушёнку, шоколад, чай – но мама наотрез отказывалась даже прикасаться к немецким продуктам. Ида корила себя за её худобу, за истощение, но ничего не могла сделать. Утешала только мысль о том, что вот кончится война, вернётся Красная Армия, и тогда мама, узнав всю правду, будет ею гордиться. А пока… а пока ей нужно было закончить начатое.

Подполье насчитывало одиннадцать человек вместе с Идой. Они держали непрерывную связь с партизанскими отрядами и другой подпольной организацией, которой руководила хорошо знакомая Иде Нина Михайловна Листовничая – бывшая заведующая яслями при табачном заводе. До войны она некоторое время жила с ними по соседству в Лысогорном переулке. Они успели подружиться, и Нина Михайловна частенько забегала в гости – обсудить последние новости и события и выпить чашечку чая. Ида знала её как весёлую, неунывающую и целеустремлённую женщину, всегда готовую прийти на помощь – хоть словом, хоть делом.

Ясли, в которых она работала, закрыли ещё в первую оккупацию. Нина Михайловна организовала у себя дома портновскую мастерскую, которая на самом деле служила прикрытием и тайным местом для встреч членов подполья – она установила связь с партизанами из старокрымских лесов и через связного снабжала их медикаментами, провизией, одеждой и сведениями о месторасположениях немецких войск.

Подпольная группа Исаева была у Листовничей, так сказать, на подхвате – та регулярно давала им мелкие, но важные задания. Они распространяли антифашистские листовки, подкладывали их в сумки горожанам, расклеивали на столбах и стенах, помогали в организации побегов пленных из концлагеря и отслеживали передвижения чуть ли не каждого оккупанта.

Иногда Иде казалось, что Нина Михайловна не боится вообще ничего – она смело взирала в глаза самой смерти и каждый день бросала ей вызов. Ида искренне восхищалась её мужественностью и отвагой, и очень хотела хотя бы немного походить на неё, в глубине души прекрасно зная, что не обладает и сотой долей той храбрости, которой обладала Листовничая.

Нина Михайловна лично дала Иде задание: принимать ухаживания немцев, встречаться с ними, гулять, ходить в рестораны, и при этом держать глаза и уши открытыми. Ценной и важной была абсолютно любая информация, которую только удавалось заполучить, и Ида старалась изо всех сил. Она передавала командирше всё, что видела и слышала, до мельчайших подробностей пересказывала разговоры, описывала любое совершённое немцем движением. Нина Михайловна всегда внимательно выслушивала её и непременно благодарила за «хорошую информацию».

Ида гордилась собой. Она не сидит сложа руки, она борется с нацистской заразой, она помогает, вносит свою лепту в общее дело! Вот только чуть ли не весь город считал её предательницей. Не раз и не два Ида слышала в свой адрес оскорбления. Её называли немецкой подстилкой и шлюхой. Ей с презрением плевали вслед. А однажды даже измазали дверь квартиры грязью и разбили камнем окно.

– Ну ничего, – утешал её Димка. – Всему своё время. Вот узнают они потом всю правду, и им будет так стыдно, что даже глаз на тебя поднять не смогут! Попомни моё слово!

Публика наблюдала за ней, затаив дыхание. Ида знала, что выглядит великолепно, и с наслаждением отдавалась танцу. Яркий свет софитов слепил глаза, и она почти не различала лиц – они сливались в одно общее бесформенное пятно и расплывались в тусклом мареве, что плотной пеленой окутывало прокуренный зал. На круглых столах, покрытых белыми скатертями столах громоздились горы посуды, сверкали тонкими гранями хрустальные бокалы для вина и натёртые до блеска приборы. А за высокими сводчатыми окнами кабаре спала Феодосия – многострадальный древний город.