Девушка вежливо кивнула, а я несдержанно закатила глаза. Маме было сорок три года. Хоть она и являлась молодой из-за беременности и родов в восемнадцать лет, постоянные пластики наложили свой отпечаток.
— Что же, — набрав полные легкие кислорода, я поставила локти на стол и вопросительно вздернула бровь, — где?
Собиралась ли я задерживаться до свадьбы? Не знаю. Но я совершенно точно хотела взглянуть в глаза этому мужчине.
— О, он уже здесь, малышка! — в предвкушении мама хлопнула в ладони и рассмеялась. Я принялась оглядываться по сторонам. Мимо проходил дедушка, лет восьмидесяти, я почти протянула ему руку для знакомства, мама вдруг ударила по ней меню. — Не он, дурочка! Мой сладенький просто пытается бороться с шелковыми шнурками. Пока они выигрывают.
Нахмурившись, я совершенно не понимала, что такое она вообще несет, а потом из-под стола рядом с женщиной появился мужчина. «Он завязывал там шнурки на кроссовках», — поняла я, но тут же мысли покинули мою голову.
Голубые глаза, широкие темные соболиные брови, острые черты лица и густые, небрежно уложенные волосы. Это был он. Тот, кого я пыталась забыть три с половиной года.
— Боже, — тихий шепот вырвался из моих губ, хотя я была уверена, что говорю про себя, — Цербер!
Я бежала все эти годы. Искал ли он меня? Вряд ли. Но я испытывала потребность в постоянной смене города, работы, квартиры… И вот теперь Петя просто сидел напротив меня и смотрел в упор. Без слов, эмоций. Он просто смотрел, а я умирала от жжения в легких и головокружения.
— Что ты там такое шепчешь, Анечка? — наклонилась ко мне мама, но, так и не получив ответа, махнула рукой. Поближе присела к моему бывшему ректору, обняла мужчину за талию, чмокнула в щеку и ласково прошептала. — Познакомься, сладенькая, это — твой отчим.
Три с половиной года прошло, а на голове и седого волоса не появилось. Только взгляд стал жёстче, вид пугающей. Мое сердце больно сжалось, и я накрыла его ладонью, уловив безумное сердцебиение.
— Отчим… — я пробовала слово на вкус, как горький табак, но все равно не осознавала реальность.
«Это сон! Сон!», — шептала я себе снова, снова и снова, а он молчал и смотрел. Казалось, я ощущала парфюм Пети и запах его кожи: мятный, по-мужски сладко-терпкий. Он всегда был для меня глотком свежего воздуха.
— Да, — гордо кивнула мама, а потом подняла руку и зарылась пальчиками в густой шевелюре. — Ты ведь будешь моей подружкой невесты?
Непроизвольно перед глазами появилась пелена из слез. Я вспомнила, как сидела у мужчины на коленях, пока он разбирал документы. Его рука сжимала мою грудь, будто это чертов антистресс. Медленно, явно неосознанно, он всегда переключался на сосок, жадно и интенсивно скручивая его между пальцами. Уже через пять минут я была мокрая насквозь. Он всегда знал, когда именно нужно отложить книгу. Когда именно нужно закинуть меня на стол и оттрахать до тремора и судорог. Так, чтобы я еще три дня по-идиотски улыбалась, словно городская сумасшедшая.
«Интересно, — кольнул острый вопрос, — он так со всеми делал?».
— Ань, ты чего молчишь? — оживилась женщина, а после тяжело вздохнула и повернулась к Пете, совершенно не тихо шепнув: — Она по папе скучает, сам понимаешь.
И тогда я впервые за долгие годы услышала его голос. Не на видеозаписи, не из мессенджера с голосовыми сообщениями… Вживую. Хриплый, низкий, уверенно-жесткий, властный и басистый:
