Когда гаснут фонари - страница 5

– Я беру много, – цены я стала повышать после маминой операции, чтобы было меньше заказов, да и в конце концов раз уж я гроблю свою жизнь вот так, то хотя бы делать это буду за хорошие деньги. Но сейчас этот факт был нужен мне больше как причина слить этого господина как можно скорее.

– Не переживай, я не скуплюсь на плату. Но я не ищу курьера на одну ночь. Мне нужен… постоянный помощник, правая рука, скажем так.

– Так найди себе протезиста, я-то тут причём? – таких предложений на своём пока что коротком веку мне слышать ещё не приходилось.

– Ну зачем же ты так? Я очень неплохо плачу, но раз ты такая дорогая, то и стандартную плату могу повысить, – в его голосе слышалась невероятная уверенность в себе и в том, что он делал, и на этом тортике лежала ярко-розовая вишенка эго, которая потихоньку начала выводить меня из себя, ведь он изначально не сомневался, что в итоге я соглашусь.

Развернувшись на сто восемьдесят, я скрестила руки на груди и постаралась принять самый грозный вид, на который была способна.

– Я числюсь в списках курьеров, а не правых конечностей по очень конкретным причинам. Поэтому катись к чёрту, и чтобы глазки мои твоих больше не видели.

Бесполезно. Ухмылка даже не собиралась исчезать с его лица, а самодовольство только выросло в габаритах. Но я просто вернулась к кофемашине, дабы поставить очень жирную точку в конце моего предложения.

– Нехорошо отказывать Марку Сталински, – тихо, но нарочито чётко проговорил он.

Сердце тут же ушло в пятки, а последние капли моей храбрости испарились.

Марк Сталински, известный так же под прозвищем Синистер, которое ему привило общество, являлся самым крупным и опасным мафиози Канады. Только от его имени дрожал каждый поголовно, а кому доводилось увидеть, редко возвращался целым и невредимым и всегда без единого гроша в кармане. Его боялись все, даже полиция, но был он для всех недосягаемой и неосязаемой легендой.

– Ну-ка повтори, – я обернулась, опираясь обеими руками о барную стойку, сокращая расстояние между нами. Я должна была понять, врёт он или нет. Я должна была смотреть ему в глаза, когда он повторит это.

– Я сказал: нехорошо отказывать Марку Сталински, – ни капли сомнений. Не было даже тени лжи. Я попала, – всем известно, чем это кончается.

Перед глазами вдруг возникла чёрная дыра. Дуло изысканного кольта, плода тончайшей великолепной работы истории его самого первого владельца, смотрел прямо мне в глаза и намекал, что теперь я точно попала.

– Быть того не может, – уже пролепетала я, сглатывая и делая шаг назад.

– Извини, подтвердить ничем не могу, придётся поверить мне на слово, паспорт я с собой не ношу, – он даже не встал со стула, просто спокойно наблюдал за тем, как я с ужасом осознавала, что капкан с ноги я снять не смогу.

– Бред. Этим именем назваться может любой, лишь бы страху нагнать, – эта сцена действительно больше смахивала на бред или просто страшный сон, но ещё большим бредом были мои только что произнесённые слова.

– Назваться может и любой… вот только посмеет ли, – из его голоса тут же пропали нотки издевательски-ироничной, самодовольной вежливости и сменились холодным, как дно океана, тоном, – хотя, смотря на твоё лицо, можно сделать вывод, что такой ход вполне себе может сработать, – вытащив из кожаной папки стопку бумаг, он положил её на стойку, рядом примостив шариковую ручку, – давай, не будем усложнять жизнь ни мне, ни тебе.