Когда господствует серость - страница 17



– Ты хоть знаешь, что из себя представляет твой любимый король? Пялится тупыми глазами, рядом прошмандовки его стоят, он им периодически: "Балет" или "Ко мне", ну или всем: "Обманууули". Он и его дегенераты войну с Кини, положа руку на сердце, проиграли, да и эту проиграют, потому что на розовой планете живут. Они даже не пытались нам помочь, теперь наше положение безнадёжно. А ты должен идти, потому что ты юрист, единственный юрист. Если ты сможешь сторговаться на беспрепятственный выход со знамёнами, то прекрасно. Не сможешь, есть ещё одно дело. Как бы я не уважал Круна Датту, без него мы бы ни одного штурма не отбили, у него есть проблемы с оценкой обстановки. Он своего сына притащил, говоря, что его мальчик должен увидеть избиение черни, это уже когда нас окружили. Теперь непонятно, что с Гуницем Даттой делать. Потому что ребёнку сидеть как-то опасно будет. Так что его надо попытаться вытащить. Он сын человека, которому я обязан многим. Если бы у меня был сын, то Крун бы тоже сделал всё возможное, чтобы его вытащить. Я допускаю, что ты хочешь сорвать переговоры, но допустим, ты их сорвешь, допустим, я тебя расстреляю и ты избежишь позора. Они начнут равнять замок с землёй, им это удастся, потом руины начнут брать. Всё равно люди начнут сдаваться, но кто-то окажется в руках у прошмандовки Кантроне и её отморозков. Я не знаю, что с ними будет. Так что исполняй приказ.

 На дрожащих ногах шëл Эвер на переговоры, проклиная себя. В его голове бродила мысль: “Йорхем хочет свалить ответственность с себя, чтобы во всех смертных грехах обвиняли меня”. Ещё больше он стал бояться, когда его привели в один из занятых повстанцами домов и глаза Эвера увидели, что с другой стороны переговоры вёл Хермер Пеммер собственной персоной.

 Этого сторонника порядка Эвер ненавидел больше, чем даже шлюху Гле Кантроне. Эвер это аргументировал так: “Кантронович хотя бы аристократического происхождения, а этот – сын торгаша, пронизанный торгашеством, апеллирует к традициям, но сам является наследником традиций низменных, пошлых”.

 Эвер испуганно представился, Хермер даже не стал представляться, лишь ухмыльнулся и, Эверу показалось, что Пеммер подумал: "Зассал Йорхем, отправил юнца, а ведь когда с Кини резались, выглядел смелым и радикальным, почти как я". Но вслух этого не говорил, а то переговоры сорвутся, пока-что перспективы прекрасные. Взять город к выборам, при этом ещё гарнизон города организованно может сдаться – что может быть лучше для победы над конкурентами? Они пытались приехать в Красту попиариться, но Хермер смог не допустить их приезда – нечего рейтинги поднимать.

 Когда испуганный собеседник, говорящий с лёгким акцентом гë, начал пытаться убедить Хермера дать возможность свободного выхода для защитников города, Хермер сразу пресёк подобные идеи. Если бы он позволил выйти со знамёнами, Свул Земм без проблем раскатал бы Пеммера на выборах.

 В принципе, собеседник неплохо, даже очень хорошо, знал право. Хермеру это нравилось, он нуждался в лояльных юристах.

 Когда, видя саркастическое отношение к себе, Эвер вдруг бросил:

– Вы понимаете, что по всем законам вы не лучше банды?

Хермер спокойно ответил:

– По нашим – лучше. И вообще у нас есть это, как его, право на восстание, – а потом добавил. – Что Вы думаете про короля?

 Эвер отказался отвечать.

 Дальше Эвер, преодолевая отвращение и унижаясь, пытался выпросить выход из города для маленького Гуница Датты: