– Возвращать ли тебе долг, при условии, что деньги те ты тоже сожрёшь, поскольку скоро не понадобятся?
– Ой, не надо. Гёл… Ой, извини, Бродяга, ты так великодушна и так гуманна. Прямо тотальная демократка. А деньги не понадобятся, поскольку скоро новые будут печатать? А, конечно, потому что тотальную демократию скоро установят? Ой, как же я счастлива, прямо как на балу у короля. Нет, я всё понимаю, но позволь мне напоследок с девочками поесть, я вчера вечером булочки сделала. Сама. Ты помнишь, наверное, еду, которую я иногда лично. Она повкуснее будет, чем то, что готовят несчастные, как ты считаешь, угнетённые, как ты убеждена, сотрудницы. Пусть девочки запомнят меня доброй.
Вдруг голос подала Ведле Кифде:
– Там яд.
Барет наигранно возмутилась:
– Аааа! Так это она положила, какая сволочь! Понимаете, Ведле же – детлистка, а они только на полумеры идут, не выступают за подлинное освобождение человека, отсюда и этатизм, и вот такая жестокость. А ведь я её спасла. Она участница митинга того самого, где лично Детла был. А Йорхем арестовал, потом убил всех подозрительных. Но я не выдала Ведле.
– Я бесплатно работала, точнее за еду и молчание.
– А как ты хотела? Союз эгоизмов – твоё желание жить и моё желание бесплатной работницы. И да, после того как город был окружён, деньги всё равно обесценились, так что…
Ведле опять заговорила:
– Яд положила Барет Кугнер, может подтвердить остальной персонал. Барет надеялась договориться с пеммеристами или земмистами (хотя тут уже сложнее), а в случае прихода бешеных радикалов, с которыми договориться невозможно, во избежание издевательств над девочками она хотела лёгкой смерти для них и себя.
Лицо Гле изменилось:
– Девочек я тебе не отдам, а вот тебе свою стряпню съесть сейчас желательно, потому что иначе за попытку убийства девочек тебя ждёт не самая приятная смерть.
Со своим достоинством, насколько оно было у уже немолодой предпринимательницы, Барет достала булочки и начала есть. Яд сработал моментально.
Гле, понимая, что не совсем время для такого выступления, всё же произнесла заготовленную речь:
– Вы теперь свободны, вы станете хозяйками своей судьбы, получите то образование, которое хотите, выберете сами себе спутника жизни или отсутствие такового, выберете свою судьбу и станете полноправными гражданками безгосударственного общества, основанного на тотальной демократии. Страдание под гнётом режима подошло к концу. Вековое угнетение по признаку пола завершилось для вас. Вернее, завершится, когда мы разгромим всех этатистов.
Девочки слушали эту речь с непониманием, воспринимая как голимую пропаганду, и Гле это видела. Вдруг одна из воспитанниц сделала шаг вперёд и заговорила:
– Меня зовут Урма Кюснам, мой папа и мой старший брат погибли за республику. Мама с маленьким братом была вынуждена бежать, потому что не хотела умирать или в тюрьму. Меня сюда сдали тётя и дядя, чтобы дурь из меня выбили всю, раз они не могут. Я хочу с вами пойти, чтобы мстить и найти маму и младшего брата.
– Ты дура? Тебя там убьют, и никого ты не найдёшь по этой причине, – поначалу сказала Гле, но подумав немного, согласилась, понимая головой, что поступает неправильно, но предчувствуя что-то нехорошее, – Ладно, научим тебя оказывать помощь. Но не больше.
Про себя Гле подумала: "Такая мелкая девочка, скорее всего, не принесёт никакой пользы".
