Когда говорит кровь - страница 6

Рядом с Мертвецом остановился Киран Альтоя – высокий, долговязый, с длинной, но жиденькой черной бородой, доходящей ему почти до середины груди. Хотя он был почти ровесником Скофы, в тагме прослужил значительно меньше, попав на службу лишь в девятнадцать. Киран был из сословия палинов, полноправных граждан, и род его занимался торговлей пряностями, владея тремя кораблями, ходившими между Кадифом и Белраимом. К этой же судьбе готовили и самого Кирана, но потом ряд неудач в лице штормов и пиратов лишили его семью сначала кораблей, потом денег, а потом и родного дома, вынудив юношу круто пересмотреть планы на жизнь. В их знамени он был самым образованным из солдат и если бы не его осторожность и услужливость, граничащая с робостью, то он давно бы стал командиром.

Последним и самым молодым из них, едва справившим свое двадцатилетие, был Лиаф Акрея – невысокий, но крепко сложенный парнишка, выросший на столичных улицах, которого в тагме часто называли Щепой. У него было широкое лицо, с наглым взглядом и неизменной полуулыбкой, обнажавшей два отсутствующих зуба. Последний год он безуспешно пытался отпустить бороду, но кроме пуха на верхней губе, с небольшой порослью на подбородке, так ничего и не добился.

Все четверо остановились и удивленно уставились на тушу мертвого тура, рядом с которой стояли Скофа и два незнакомца.

– Вот те на! Никак наш Бычок лесного быка забодал,– подошедший Мертвец хлопнул Скофу по плечу и присев на корточки, начал с любопытством рассматривать мертвого зверя.

Скофу всегда поражало, что все пережитое этим человеком совсем не повлияло на его характер. Мицан так и остался весельчаком и любителем дружеских колкостей. Скофа вспомнил, что когда-то он был красив, а его обворожительная улыбка в мгновение ока покоряла женские сердца. Теперь же женщины смотрели на него либо со страхом, либо с отвращением и даже не каждая шлюха соглашалась лечь с ним. Другой бы на его месте озлобился и замкнулся, но Мертвец продолжал жить с улыбкой, словно назло самой смерти и своим мучителям.

– Его молодой господин свалил, а я так, помог немного.

– Ага, вижу я твоё не много,– Мицан схватился за копье и с притворным трудом вытащил его из животного.– Ух, ну и загнал ты его, бычок, на целый локоть вошло. А зверь то здоровый какой попался… сколько такой весит, пудов тридцать, тридцать пять?

–Это он еще за зиму исхудал. Вон, смотри, все ребра пересчитать можно,– ответил ему Киран.– Так то они и по пятьдесят пудов бывают.

– Всем бы так исхудать, как этой животинке! Ну даешь Бычок! Таким не то, что знамя, всю нашу тагму кормить в пору.

Следом за Мицаном осматривать тушу принялись остальные. Тур и вправду был достойной добычей. По началу лес был к ним щедр, и каждый день в обед воинов шла лосятина или кабанятина, но уж вот как пару дней охотники возвращались лишь с белками, глухарями и зайцами – сплошь худыми, костлявыми, еще не успевшими нагулять после зимы жирок и мясо. А из таких только суп варить. Тур же был совсем другим делом. Его мясистые части можно было зажарить на огне с луком и чесноком, жир вытопить, а на костях варить чудную и сытную пшеничную кашу…

Живот Скофы заурчал, словно растревоженный зверь. Если не считать пары глотков вина, то сегодня он так ничего и не ел. Ну ничего, когда они вернуться в лагерь он, пользуясь правом удачливого охотника, обязательно срежет первый кусок со спины тура и поджарит его на костре. Эх, жаль только соли у него оставалось маловато, да и горчичные зерна почти кончились, но это ничего. Найдется у кого-нибудь из десятки.