Попугай взмахнул крыльями и опустился на ветку клена. Женщина схватила швабру, вышла во двор и стала трясти ветки. Брызги окатили ее дождем.
– Улетай, – повторяла она. – Улетай отсюда быстрее.
Попугай расправил крылья и скрылся в ночи.
Женщина вернулась на кухню и достала из шкафа под раковиной бутылку сливового вина. На пустую клетку старалась не смотреть. Опустилась на пол и поднесла бутылку к губам. Сделала большой глоток и стала смотреть на то место, где висели «Сборщицы колосьев». В свете луны белел прямоугольник. Женщина встала, обвела его пальцем и засмеялась. Сначала тихо, потом громче, так что затряслись плечи. Она поставила бутылку на стол, надеясь, что приступ смеха сейчас пройдет. Но он не проходил, она задыхалась от хохота, из глаз текли слезы. Наконец она перестала смеяться, взяла бутылку и глотнула несколько раз. Вино было терпкое и сладкое. Она сделала его прошлой осенью. Женщина вынула платок и вытерла губы. На платке остались темные пятна. Она заткнула бутылку пробкой, засунув ее как можно глубже.
– La donna и mobile, – напевала она, спускаясь в подвал.
Там женщина спрятала бутылку за проржавевшую железную печку, где никто не смог бы ее найти.
Посреди ночи мальчик пришел к ней в спальню и забрался в постель.
– Что это за странный шум? – спрашивал он, прижимаясь к матери. – Что это за странный шум?
Она погладила его по жестким черным волосам.
– Дождь, – прошептала она.
Мальчик успокоился и моментально уснул. Гром то стихал, то снова раскалывал небо. Если бы не шелест дождевых струй, в доме стояла бы тишина. Женщина лежала без сна и думала, что крыша протекает. Муж давно собирался ее починить, но так и не успел. Женщина встала и подставила под протечку ведро. На душе стало легче. Она легла рядом с мальчиком и натянула одеяло ему на плечи. Во сне он жевал губами, и она подумала, не голоден ли он. Вспомнила о леденцах, которые все еще лежали у нее в сумочке. Леденцы в золотой фольге. Она забыла отдать их детям. А продавец в магазине сказал ей что-то очень приятное. Ах да, похвалил красное платье. Хотел ее поддержать. И она это поняла. Женщина закрыла глаза. Завтра утром она отдаст детям леденцы. Ни в коем случае нельзя забыть о них. Она помолилась про себя и задремала, слушая, как капли падают в ведро. Мальчик сбросил одеяло и отодвинулся к стене, где было прохладнее. Через несколько часов он, его сестра и мать встанут и отправятся на Ченнинг-вэй, в Первую конгрегационную церковь, временно превращенную в пункт контроля над иностранцами. Там они получат идентификационные номера, которые придется приколоть к одежде. Потом их погрузят в автобусы и отвезут неизвестно куда.
Поезд медленно полз вглубь материка. Белый дом где-то на западной границе Невады, перед ним лужайка и два высоких тополя, между которыми покачивался на ветру гамак. Маленькая собачка спала в тени деревьев. Мужчина в соломенной шляпе подстригал кусты, придавая им форму шара. Безупречно круглых зеленых шаров. Кто-то – может, этот мужчина, а может, садовник – посадил цветы в старой, выкрашенной в красный цвет тачке рядом с почтовым ящиком. У деревянного забора был разбит огород, а над воротами висел написанный от руки плакат: «Продается». За домом оказалось высохшее озеро, а за ним – ничего, кроме пустыни, потрескавшейся, выжженной солнцем земли, тянувшейся до самого горизонта. На карте озеро называлось Перемежающееся. Перемежающееся озеро. Потому что оно то высыхало, то вновь наполнялось водой. Все зависело от того, дождливый был год или нет.
