– Херудочку! – сразу реагирую я.
– Не, а серьезно? – не унимается Кислый.
– Серьезно, мы на полярный круг едем на две недели, в воде и в лесу сидеть, тебе же Ларик вроде как должен был рассказать, что к чему. – поясняет Сазан.
– Да, я ему писал и список, и раскладку, и маршрут примерно. – вяло констатирует Ларик.
– Кисл, а ты посмотрел, куда мы катим? – мы за что-то все топим пацана.
По морде видно, что ни черта Кислый не посмотрел. И что, похоже, не сильно вник в детали, так сказать. Ну, например, чем отличается поход от выезда на выхи водки попить с палатками. А что – тоже природа, и костер. И также благолепие в голове рисуется. «На природу!» – и выдох томный, предвкусительный. Вот и попал Кислый в мясорубку судьбы нежданно негаданно. Как кур в ощип. А это вам не с практики отчислиться, и не в молодежке при партии на секретарш глядеть. Здесь понятие нужно.
– Да ладно, забей – разберемся. – я махнул рукой.
– А че вы так наскакиваете сразу. – буркнул Кислый обиженно.
– Да хорош, глотни вот – дверцы золоченые откроются. – Сазан, не Сазан, а змей-искуситель.
– Да чтоб по солнышку разливалась. – мечтает Ларик.
– Мягкая, терпкая. – присоединяюсь я.
– Да пиво же было, с пива…? – Кислый думает вмешаться в судьбу.
– Пиво на запивон тебе пойдет.– отрезает Ларик.
И вот Кислый, не сняв рюкзака, в проходе, припадает аккуратно, язык обмакивает и губы умасливает – «Пшеничной», а на ней визгливо поигрывает вагонная лампочка. И откуда-то разносится «Провожающие, освободите вагон». А у нас провожающих нема. Мы только обозначаем пшеничное братство. Вразнобой, роняя пену, хватаем кто пиво, кто лимонад из пакетов. И поезд, поскрипывая, отправляется.
– Что это мы так-то вот, сразу? – выдыхает Кислый.
– Эх, хороша! – не слушает его Ларик.
– Клюшница делала. – констатирую я.
– Нормалек пшеничка, тепловата только. – рассудительно замечает Сазан.
– А ты с каких это пор холодную начал пить? – интересуется Ларик.
– Да я бросил скорее, как зима прошла. – отмахивается Сазан.
– И вот не забыл ведь. – пихаю Сазана локотком.
– Нам нужно ревизию сделать и выработать подход. – предлагает Ларик.
– Ну да, а там и обсудить что к чему. – соглашаюсь я.
– Ага. – утвердил Кислый.
На этой сладкой ноте почему-то все замолчали. И только смотрели, как за окном медленно проплывают московские огни. Внешний жар спал, а внутренний только зашевелился. Заглядывал проводничок, раскидал простынки. Сазан пролез за скатанным валиком полосатого матраса. Кислый что-то успокаивающе говорил кому-то из внешнего мира о нашей благопристойности. Ларик зачем-то схватился за описание и лоцию к маршруту.
А я прилип к окну, не в состоянии определить, что я хочу больше – просто прожить этот момент или запомнить его таким, каким он был. Каким я буду выхватывать его с полочки добрых воспоминаний. Ведь хоть это и двадцатый поход для меня, но впервые я еду сам, своей компанией. Все же висело на волоске. Настолько, что, казалось, и не выйдет вовсе. И что там не говори, вот эти вот конкретные пацаны – просто красавцы. Потому что не спрятались под кровать, не отделались равнодушием, как это сделали те, кто намного громче голосил о том, как мы славно поедем.
На практике, когда я закинул удочку про поход, улов был небывалым. Ехать собиралось человек тридцать. Мы обсуждали, продумывали, представляли десятки сценок, как оно там будет. Целый караван лодок, девчонки, приключения, развлекуха нон стоп. Дураком быть ни к чему – я думал, что реально нас поедет человек десять. Но и пессимизм хотелось оставить другим временам – то, что в какой-то момент нас останется два с половиной, я представить не мог.
