Тут уж весь стол замирал от восхищения: сложись судьба по-другому, быть бы ему заслуженным артистом, стоять на сцене и собирать букеты от восторженных зрителей. С другой стороны, что такое певец? Тот же клоун, которому деньги платят за то, что он народ потешает. Рабочие люди – они самые уважаемые и есть, а талант… Одним талантом сыт не будешь, тут уж как повезет. Да и мало ли артистов под забором в нищете умирают?
Но те праздники девочке действительно запомнились навсегда, и всякий раз, когда доводилось слышать по радио или телевидению чей-нибудь густой, красивый баритон, невольно вспоминались их чудесные семейные застолья. Кажется, последний раз это было, когда праздновали рождение ее сестрички. Только в этот раз отец не больно радовался: он хотел сына, парня, а не «еще одну писклю». И не очень-то скрывал свое неудовольствие, поэтому не пел и не шутил, а только наливал себе рюмку за рюмкой.
А потом отец начал пить все больше, денег же в доме стало меньше. Собственно «дом» – это сильно сказано: семья занимала одну комнату в бараке с печным отоплением и удобствами во дворе. На заводе обещали отдельную квартиру, но дело затягивалось, а когда отец из передовиков производства скатился до обычного работяги-выпивохи, вопрос о новом жилье как-то сам по себе заглох. Новых домов в городе строили мало, для «простых людей» – и того меньше, но даже в четырехэтажные «хрущобы» в новом районе, на выселках, очередь была такая, что подумать страшно.
К тому же комната хоть и в бараке, да большая: аж двадцать пять метров на четверых. Санитарные нормы соблюдены, значит, и в очередь могут поставить только тогда, когда детей прибавится или барак совсем развалится.
Мать работала процедурной медсестрой в поликлинике, все соседи бегали к ней делать уколы или мерить давление, естественно, бесплатно. Пока в семье был мир и покой, никого это особо не волновало: людям надо помогать. Но когда отец перестал появляться дома трезвым, число «ходоков» поубавилось. К тому же мать, краснея и заикаясь, стала просить платы за свои услуги: детей-то кормить нужно. Тут уж число нуждающихся в процедурах на дому и вовсе сошло на нет.
Девочка была способной, все учителя прочили ей большое будущее, в физике или математике, знания она буквально ловила на лету. Потому успевала и матери по дому помочь, и сестренку из яслей забрать, и от отца спрятаться за печкой. Иногда она мечтала, чтобы этот мрачный, вечно пьяный человек, от которого несло потом, дешевой водкой и табаком, куда-нибудь исчез. Чтобы его не было. Вообще не было. На мамину зарплату они как-нибудь доживут до окончания школы, потом она пойдет работать на стройку, там хорошо платят, и в семье будет достаток. И покой…
А потом стала отца ненавидеть. Произошло это после того, как она не уследила за младшей сестренкой и та подвернулась отцу под горячую руку. Отец отшвырнул от себя малышку, как котенка, та ударилась головой о массивный буфет…
Потом были бесконечные больницы, лекарства, уколы и, наконец, приговор: ушиб головного мозга, стремительное развитие опухоли. Малышка буквально сгорела за несколько месяцев.
Суда не было: не было свидетелей. Девочка побоялась рассказать то, что произошло на самом деле, молчаливо считалось, что ребенок просто споткнулся и упал, старшая сестра не доглядела. Даже мать почти поверила в это и заметно охладела к старшей дочери. А потом ей и вовсе стало не до чего: после похорон ее с сердечным приступом отвезли в больницу.
