– Я несколько не сомневаюсь, сеньор Росарио, что это оригинал, – Анна когда-то в университете изучала итальянский и сейчас была довольна представившемуся шансу попрактиковаться.
– Сеньора Анна разбирается в искусстве?! У меня в кабинете есть еще несколько полотен современных художников модернистов, – его голос был бархатистый, немного эротичный, с какими-то сексуальными нотками, что придавало и без того мелодичному итальянскому языку своеобразную томность, – не хотели бы взглянуть?
Его похотливый, многообещающий взгляд раздевал ее, наверное, так смотрел Дон Жуан или Казанова на своих женщин.
Анне стало забавно. В голове всплыл разговор с подругами.
«Интересно, это он так смотрит на меня «на меня»? Или он так бы смотрел на любую более-менее приличную «клюшку»?! А еще говорят французы ловеласы, по сравнению с «итальяшками», они мальчики в коротких штанишках».
– Я здесь не за этим, сеньор Росарио, – Анна тоже томно взглянула на него, – но, с удовольствием посмотрю. Где еще в частных коллекциях я увижу современных модернистов…в оригинале?!
Ей стало даже интересно, как далеко решится зайти «сеньор Помидор».
– Скорее, я бы назвал их постмодернистами.
Анна почувствовала мягкое прикосновение мужской руки на своей талии, другой Росарио показывал на картины:
– Это направление в искусстве, отражающее поиски современными художниками новых смыслов, сеньора Анна. Эти поиски – ответ на кризис классической культуры, понимаете, – он крепче обнял талию женщины, – что мы видим вокруг, пошатнулся религиозный фундамент, возник кризис гуманистических идей…У вас приятный парфюм, сеньора, – вдруг сказал он не к месту. – Это «Опиум»?! – утверждающе спросили он и совсем близко приблизил свой большой итальянский нос к ее уху. – Да, я узнаю этот глубокий, мощный, насыщенный запах ванильного кофе в сочетании с апельсином, но смешиваясь с вашей кожей, у него появились какие-то особые нотки.
– Да что вы говорите?! – она явно дразнила его своим бархатисто-проникновенным голосом, ее забавлял этот флирт. Она коснулась его руки, – и давно вы коллекционируете живопись?
– В спальне у меня еще есть кое-что из классики, – взгляд «сеньора Помидора» поплыл от предвкушения плотских удовольствий.
И вдруг учительский менторский тон Анны ввел его в ступор:
– Спальня слишком сакральное место, чтобы туда приглашать посторонних, – властно-механический голос женщины был словно ведро холодной воды, вылитое на разгоряченное тело мужчины.
Роковой обольститель сделал несколько шагов от Анны и смотрел на нее, моргая своими длинными черными ресницами. Он не понимал, что происходит, для него, художника по своему внутреннему содержанию, процесс обольщения представлялся абсолютно естественным как дыхание; погружаясь во флирт, итальянец в очередной раз влюблялся, и не именно в эту женщину, он влюблялся во все прекрасное, в природу и он был абсолютно уверен, что она чувствует то же самое.
В комнату вошла «латинос» и доложила о приходе сеньора Жиромо, который не замедлил тут же войти и прямиком со словами «чао, бамбино» направился к Росарио, обнял его и страстно поцеловав, осведомился о женщине. Анна, видя незадачливый вид хозяина, ответила сама за себя:
– Я одна из постояльцев отеля, пришла узнать, как добраться до Венеции? – она давилась от смеха.
– Все очень просто, сеньора, – и Жиромо, как типичный итальянец со всей открытостью, темпераментом и активной жестикуляцией стал объяснять, как доехать до Жемчужины Адриатики.
