– Значит, ты считаешь, что моя выставка не провалилась? – взяв тюбик клея, я начал аккуратно (лишь бы не выдавить лишнего!) покрывать им место откола.
– Я не знаю, с чего ты вообще взял, что она провалилась, – Юля подвинула Олежку и села рядом на диван.
– Никаких продаж и договоренностей… Мало публики. Слабое освещение в СМИ. Как это еще назвать? – закончив смазывать клеем древесные волокна, я вернул статуе руку.
– Ты забываешь, что одновременно с выставкой в городе проходило еще до фига всего. К сожалению, так получилось… Мы ничего не могли сделать с датами. И с пиаром были проколы. Но это совсем не значит, что выставка провалилась. Учитывая все факторы, посещаемость можно назвать очень хорошей.
– Я понимаю. И не виню ни тебя, ни… Как его? Все время забываю, как зовут вашего нового директора.
– Леонид Анатольевич.
– Да, Леонида Анатольевича. Просто жалко упущенный шанс, – я отпустил деревянную руку, которую прижимал в месте откола. Скульптура приняла прежний вид.
– Ты – гений! – Юля радостно вскочила с дивана и пригляделась к склеенному месту: – А будет держаться?
– Должно держаться – если только снова не ронять.
– Совсем не видно! Ты просто мой спаситель, Егорка… – Юля обняла меня и поцеловала в щеку. Олежка подбежал к маме и обнял ее ноги.
Я поставил скульптуру на место. Юля с Олежкой обошли ее вокруг.
– Классно, – снова улыбнулась Юля.
– Больше никаких палок в зале! – я с наигранной строгостью погрозил Олежке пальцем и повернулся к Юле: – Кстати, как новый директор себя ведет?
– Ну-у-у, – протянула она, и улыбка сошла с ее губ, – странноватый он. Иногда кажется, что какой-то недобрый. А иногда – наоборот… Вроде нормальный, даже смешной.
– Кого смешит – тебя или посетителей?
– По-разному, – усмехнулась Юля, – непредсказуемый он часто. Честно говоря, твои работы ему не очень нравятся.
– Какая разница… Ему-то главное – их продавать.
– По-моему, потому и не нравятся, что плохо продаются в последнее время… Может, я зря сказала… – Она вопросительно подняла брови и наморщила носик, – но я просто предупредить хотела.
– Неважно… – махнул я рукой, хотя на душе стало тревожно.
– Федоров две новых работы принес – хочешь посмотреть?
– Хочу.
Мы вернулись в кабинет, и Юля достала картины:
– Он пока просил их не выставлять. Обещал через неделю еще две принести, и чтобы мы тогда сразу все вместе вывесили.
Я поставил картины на пол у стеллажей и отошел на максимально возможное расстояние к противоположной стене. Юля с Олежкой сели на диван.
Живопись Федорова мне всегда нравилась. Вроде бы обычный примитивизм, но есть и что-то особенное, притягивающее взгляд – в оттенках, в мазках…
– Мама, ты хочешь, чтобы дядя Егор стал моим папой? – услышал я шепот Олежки.
– Что за глупости?! С чего ты решил? – ответный, с наигранным возмущением, шепот Юли.
– Когда он приходит, ты все время вертишь головой.
– Я верчу головой?
– Мне он тоже нравится. А вообще-то, мам, я могу и без папы обойтись. Так что на этот счет ты не беспокойся…
Юля тихо рассмеялась.
Домой из ЦДХ я поехал не на метро, а автобусом. Пассажиров было немного. Я оглядывался по сторонам, смотрел в окно. Люди в салоне были напряжены, время от времени переглядывались. По улице однообразным потоком спешили машины. Я вдруг ощутил, что этот мир абсолютно готов к своей смерти и каждый предмет в нем пропитан ожиданием конца. Настолько, что наверное никто не удивится, если пресловутый конец света наступит в следующую секунду…
