Пока я судорожно размышляла об этом, Ной бережно взял мою ладонь, лежащую на столе между нами, и сжал вялые пальцы с короткими ногтями. Когда я посмотрела на него, он грудным голосом, так тихо, что пришлось напрячь слух, сказал:
– Я знаю, что ты чувствуешь, Кая. Ты боишься, ведь у тебя никого не осталось. И еще ты начинаешь подвергать сомнению всю свою жизнь.
Я хочу уйти. Я просто хочу подняться и уйти. Но я не ухожу, не сбегаю, а продолжаю смело смотреть Смерти в глаза, позволяю Ною читать меня.
– Пока что ты не чувствуешь себя спокойно, Кая, и в голове очень много мыслей, – продолжил он и затем коснулся моей щеки. Большой палец оказался у уха, а остальные скользнули на шею. – Скоро все закончится и станет прежним. А пока не думай, хорошо? Можно задать вопрос?
Я кивнула, и Ной наклонился вперед. Я осознала, что даже если он снова начнет молоть чушь, я не обращу внимания. Пусть просто говорит – что угодно. Я и боюсь его слов, и жажду их. Он всегда был безжалостен в беседах, неуловимо напоминал мне моего отца. Слова Ноя резали плоть и достигали нутра, но моя жизнь была тяжелой, а теперь стала еще и лживой. Я хочу правды.
– Там, в Тайной квартире, что именно ты видела? – шепнул он, и я ошеломленно сморгнула. – Я имел в виду, что… Когда ты была вдали от своего тела, тебя мучили видения, галлюцинации и кошмары. – В этот раз он не спрашивал, а утверждал, и я вновь кивнула, вспомнив тело Скалларк в архиве, вспомнив участившиеся приступы и ощущение, будто Неизвестный стоит у моей двери, дышит мне в спину. – Что ты видела, Кая?
Первая попытка объясниться вышла скомканной, но Ной терпеливо ждал, и я, наконец собравшись с силами, сказала:
– Много чего. Скалларк. Она мерещилась мне повсюду. Неизвестный за моей спиной. Гроб. – Ной болезненно нахмурился, а уголки его губ виновато опустились, хотя я знала, что он ни в чем не виноват. Ной прикрыл веки, наверное, чтобы я не читала его так, как читает он меня – по глазам, – и я спокойнее продолжила: – Почти всегда я просыпалась в гробу. Пахло сырой землей и червями. Мне на лицо сыпалась пыль, и все руки были в царапинах, потому что я колотила по доскам, пытаясь выбраться. То есть я думала, что пыталась выбраться, а на самом деле… я пряталась. И почти всегда мне снился ты. – Мне хотелось скрыть эти ощущения, никому не рассказывать о них, ведь это личное. Но они касались Ноя. – Там всегда был ты: сначала только твой голос доносился сквозь грязные доски. Я умоляла тебя помочь, кричала и ругалась, но ты лишь ответил, что я сама себя заперла, а значит, должна сама выбраться.
– Я был жесток к тебе? – Что-то в лице Ноя, в его глазах-льдинках, заставило меня быть сильнее и смелее, чем я есть – ради его спокойствия.
– Это был не ты, – ответила я.
Мы не отрывались друг от друга, и поэтому от моего взгляда не укрылось то, как Ной вздрогнул будто от отвращения.
– Твой внутренний голос звучал моим голосом. Должно быть, это было кошмарно. Слава богу, ты выбралась. Ты такая смелая, Кая Айрленд.
– Я решила, что не имею права прятаться от судьбы, не имею права оттягивать неизбежную смерть и жалеть себя. Я подумала, что не так уж важно, что мои желания никогда не исполнятся. Я получила достаточно. Времени было достаточно.
А у моих родителей, Джорджи, Ноя, Эллисса… не было даже этого.
Ной наклонился, сжал мои ладони в своих, и я почувствовала, как вскипают слезы. От обиды, горечи и той самой проклятой жалости к себе. Ной переплел наши пальцы, будто чувствовал все то же, что и я. Что времени больше не осталось, что список желаний составлен зря, что мне жаль тратить время на поимку Потрошителя. Мне жаль. Но без всего этого меня больше нет.
