Когда мне было больно - страница 12



Папа Илана привозит мне из Израиля новый костюм для выступлений. Его сшила и передала мне мама. Это пышная юбка-солнце и лиф изумрудно-зеленого цвета с переливающимися кристаллами. Все это очень красиво смотрится на моей загорелой коже. Мне не терпится, чтобы меня поскорей увидели в этом костюме.


Есть один ресторан, в котором мы выступаем регулярно: в общей сложности получается целых шесть раз в неделю, а на вик-энд мы даем здесь аж два шоу за вечер. Четыре танцовщицы умещаются в маленькой гримёрке два на два метра. В этой же комнатушке хранятся наши костюмы для выступлений. Вдобавок к этому каждый раз каждая из нас привозит в гримерку свой чемодан на колесиках. Когда я иду на выступление, везя за собой такой чемодан, при полном параде, никто не должен догадаться, что я здесь «рабочая лошадка». Я вышагиваю при вечернем макияже, на каблуках, и все думают, что я бортпроводница. Наверно.


Что можно найти в чемодане танцовщицы? Там обязательно припасена большая бутылка воды, полотенце, булавки, лак для волос, расческа, сумочка с макияжем, полная сумка блесток, которыми ты осыпешь свое тело перед выходом на сцену, танцевальная обувь, твой костюм для соло, помимо общего, хранящегося в гримерке, «аптечка первой помощи» со льдом и пластырем на случай неожиданной травмы, швейный набор, если вдруг понадобится пришить отвалившуюся от костюма кнопку, CD-диски – никогда не знаешь, как будет работать плеер.


В итоге в комнатенке тесно настолько, что поднять руки вверх всем четырем девушкам сразу нельзя – сразу же кто-то получит в лоб.


Шоу-программа длится 25—30 минут, на переодевание между номерами у нас есть от тридцати секунд до двух минут. Тут уж как повезет. За одно шоу мы меняем 4—5 костюмов. Сумбурно и весело. Шоу пролетают молниеносно. Публика нас любит, хлопает, танцует с нами. Это семейный ресторан, здесь дети и взрослые, все вместе. И еда очень вкусная! Именно сюда я приглашу Илана и его папу посмотреть на меня!


День настал. Я особенно тщательно готовлюсь к этому выступлению. Ведь Илан и Игорь впервые увидят меня в составе ансамбля. Днем они гуляют, а я репетирую и собираюсь на выступление. Илан приходит домой в дурном расположении духа:

– Чем ты тут набрызгала? – недовольно морщится он. – У меня и так аллергия!

– Ничем особенным или новым, – тороплюсь оправдаться. – Может, спрей для волос? Извини. Я брызгала у зеркала в ванной, и давно, я не думала, что тебе будет мешать, – я стараюсь сгладить его возмущение, чтобы не превратить это в ссору перед поездкой.


– Мне все мешает! – продолжает он. – И эти блестки по всему дому мне везде мешают, – его несет. – И выступления на другом конце города в час пик меня раздражают, – Илана не остановить.

– Но ты мне обещал, – робко возражаю я в ответ. И в этот момент мне страшно, что он решит никуда не ехать, что мы с Элизабет останемся без машины и без водителя. Как мы попадем на выступление?


Если меня ожидал какой-то особенный вечер, где я должна была хорошо выглядеть и быть в хорошем настроении, Илану всегда удавалось со мной поссориться. Я не помню ни одного важного события, где бы он приложил минимальные усилия к тому, чтобы поддержать меня или хотя бы не портить то, что есть.


Он был за рулем, рядом с ним сидел его папа, мы с Элизабет разместились сзади. Я изо всех сил старалась изобразить улыбку, создать приятную атмосферу в предвкушении события. Но все время по дороге в ресторан Илан, не умолкая, ворчал – то его раздражали жуткие пробки, то жара, то он вообще начинал предъявлять мне претензии по поводу моего мизерного заработка, ради которого он тащится сейчас черт знает куда, – не сложно предположить, что после его ворчания никто в машине уже не хотел никуда ехать. Даже Игорь, который изначально был так хорошо настроен, начал сомневаться в целесообразности нашего выезда. Я же сгорала от стыда на заднем сидении, чувствуя, что стала виновницей всей этой нервотрепки, и уже мечтала о том, чтобы вечер побыстрее закончился.