Когда мне было больно - страница 3



Он мягко и нежно целовал мои губы, и едва уловимый вкус его соленого пота только делали этот момент еще более волшебным. Мы целовались на этих камнях целую вечность, море билось под нашими ногами, иногда нас обрызгивало, мы смеялись и продолжали целоваться…

В конце концов, мы ушли с того пирса и сели в машину. Мне очень нравилось наблюдать, как уверенно и красиво Илан водит машину, как легко переключает скорости на коробке передач, не боится гнать по набережной… Мне вообще нравилось, что он такой мужественный, сильный, смелый. Водит машину и мопед, а еще водный мотоцикл. И всегда говорит мне:

– Мужчина должен уметь водить любой транспорт.


Я смотрела на него с таким обожанием: вот он мой мужчина, такой всемогущий! Ему подвластно все!


Мы проезжали какой-то тоннель, в котором я ни разу не была ни до, ни после того дня. Тоннель был низкий, темный, заброшенный… На улице все еще было жарко, но в внутри было словно в пещере – темно, сыро, прохладно… Илан внезапно остановил машину, мы отстегнули ремни безопасности и, без предисловий или объяснений, просто упали другу другу в объятия. Мы целовались в том тоннеле целую вечность. И даже чуть-чуть дольше чем вечность… Это были те минуты, про которые потом помнят всю жизнь. Это были одни из самых лучших минут нашей жизни вместе.


– Мне кажется, я никогда не был счастливее, – тихо сказал он, – Я не знал, что можно испытывать так много чувств по отношению к другому человеку. Пускай это никогда не заканчивается…


А потом, по дороге домой, на каждом светофоре, что горел красным светом, мы целовались, а машины сзади сигналили нам. Глупцы, думали мы, и смеялись. Никогда еще светофоры нашего города не горели красным так мало времени.


– Что бы ни было в нашей жизни, давай всегда вот так целоваться на светофорах, когда они горят красным, – сказал он.

– Давай.


Как жаль, что мы не сдержали этого обещания, и в нашей жизни было так мало перекрестков с красным…


2006

За 8 лет до рождения Элль


Я расскажу о Танце. Вернее, о своей танцевальной карьере. Потому что о Танце я могу рассказать только вживую, когда будет играть музыка… О танце я буду рассказывать с закрытыми глазами. Будет говорить мое тело. Я надену костюм, я выберу самый лучший. Такой, в котором отчетливо видны мои бедра. Я укутаюсь в шаль и позволю первым секундам музыки унести тебя на восток, а сама буду медленно раскачиваться под шалью. Потом я открою глаза, распахну руки и широко улыбнусь. Начнется мой Танец. Каждый раз другой, каждый раз новый. Каждый раз я буду рассказывать тебе истории. Тысяча и одну историю. Бедрами. Шалями. Платками…


Мне семнадцать лет. Я только-только окончила школу, а мой призыв в армию назначен на январь следующего года. Итого у меня есть полгода. Я решаюсь на безумный шаг – буду выступать и преподавать восточный танец живота.


Откуда во мне такая дерзость – непонятно. На самом деле, я очень стесняюсь. Мне всего семнадцать, а я уже выступаю в своих первых ресторанах. Мне неловко. Я прошу маму сшить мне костюмы, но не слишком открытые. Я хочу, чтобы у меня были покрыты плечи и закрыта грудь. Это странно для восточных танцев, но по-другому мне некомфортно. На выступления в рестораны я езжу с мамой. Там темно, накурено, люди подшофе. Зритель хочет шоу, а я стою посреди зала со своими закрытыми плечами и тихонько танцую. Именно тихонько. Я не уверена в себе, в своем костюме, в выборе музыки. В танце, где так важны раскрепощенность и игра со зрителем. Но, тем не менее, я танцую.