Когда мы танцевали на Пирсе - страница 12



Мы с Брендой тоже заулыбались и продолжили ужин.

* * *

Лечебница была в двенадцати милях от Качельного тупика, в городке под названием Хейвордс-Хит. Увы, как бы мама ни хорохорилась, а денег на трамвай для нас троих ей бы не хватило. Чтобы ее не огорчать, я сказала: не беда, я и дома посижу. Хотя мне прямо-таки запала эта мысль, насчет близости к папе.

Мама растрогалась:

– Ты у меня умница, Морин.

На помощь пришел дядя Джон. Просто сунул руку в карман, извлек десять шиллингов[6] и вручил маме. Мама стала отнекиваться:

– Нет, Джон, я не могу принять эти деньги.

– Еще как можешь, Кейт. И примешь. Я же от сердца даю. И вообще, мы родня, а значит, друг за дружку горой стоим. Ты бы точно так же поступила, если бы мы с Мардж нуждались.

– Конечно, Джон, – заверила мама.

– Ну так бери деньги. Поезжайте к Пэту все втроем. Кстати, Мардж просила передать: если ты не против, она бы тоже поехала.

– Мама, пожалуйста, пусть тетя Мардж едет с нами, – взмолились мы.

– Скажи ей, Джон, что я буду только рада. И спасибо вам обоим. Такое не забывается.

Дядя Джон снова полез в карман. На сей раз в его ладони появились два леденца «заткни-рот»[7]. Дядя Джон изобразил удивление:

– Это еще откуда взялось? Сами они, что ли, ко мне в карман запрыгнули? Не иначе так и было, когда я мимо кондитерской проходил.

Бренда вытаращила глаза.

– Правда?

– Не будь глупышкой, – сказала я. – Дядя Джон их просто купил. Ты ведь их купил, дядя Джон?

Он только заулыбался и погладил нас с Брендой по голове.

– Спасибо, Джон, – выдохнула мама.

* * *

Проехать трамваем целых двенадцать миль, оказаться в совершенно новом месте – да это ведь настоящее приключение. Мы с Брендой сразу полезли на верхнюю палубу, а мама с тетей Мардж уселись внизу. Я пустила Бренду к окошку – пускай глядит на деревеньки, коров и лошадок, что на склонах холма кажутся совсем игрушечными. Если возле дороги случался мальчишка, он обязательно корчил нам рожицу, и мы в долгу не оставались. Потом солнце стало сильнее припекать через стекло, и меня сморил сон.

Наконец трамвай остановился в Хейвордс-Хит. Мы с Брендой вышли, а тетя Мардж спросила вагоновожатого:

– Не знаете, где здесь лечебница, сэр?

– Это которая? Психушка, что ли?

Тетя Мардж не ответила, только взглядом его чуть не продырявила.

– Что такое психушка? – спросила Бренда.

Мама взяла ее за ручку, а меня стала чуть подталкивать, чтобы шла побыстрее.

– Ничего. Забудь это слово, Бренда.

Нам встретилась женщина с коляской. Мама спросила, где лечебница, а мы с Брендой стали улыбаться малышу, причмокивать губами и все такое прочее. Очень он нам понравился – такой забавный, в ротике пустышка, щечки надуты, как у хомячка. Мама тоже заглянула в коляску:

– Какой хорошенький у вас сыночек.

Женщина рассердилась, глаза сверкнули досадой.

– Это девочка!

И она пошла прочь, а тетя Мардж выдала громким шепотом:

– Если девочка, чего тогда она вся в голубом?

Тогда женщина остановилась и говорит:

– Лечебница вон там, на холме. Мимо не пройдете.

И правда, никто бы мимо не прошел, такая огромная оказалась эта лечебница. И точь-в-точь как тюрьма, даром что настоящей тюрьмы я никогда не видала. Мне сделалось жутко и Бренде, наверно, тоже, потому что она стиснула мою руку. Я ей улыбнулась ободряюще, а она прошептала:

– Это психушка, да?

– Ничего подобного. Это нормальная больница, тут хорошие доктора, они скоро вылечат папу.