Имена-то мы своим будущим детям выбирали, а вот как эти самые дети получаются, у нас с Моникой не было ни малейшего понятия. Одна девочка из нашего класса, Ширли Грин, утверждала, что малышей приносит аист. Едва ли, думали мы: уж наверное, мы бы хоть разок заметили над пирсом аиста с младенцем в клюве. И тогда обязательно сообщили бы полисмену. Руфь Уоткинс располагала другими сведениями – будто бы детей в больнице раздает сиделка, причем они у нее расфасованы по черным мешкам. Допустим. Тогда как бедняжки умудряются не задохнуться? По версии Кристины Уорд, чтобы забеременеть, достаточно поцеловаться с мальчиком. Чушь! Если бы так, за Джули Бакстер бегал бы уже целый выводок малышей. Впрочем, рассудили мы с Моникой, без мальчиков тут все же не обходится. Вопрос: каким именно образом они причастны к деторождению? Спрашивать святых сестер бесполезно – что они могут знать, они ведь сами бездетные! Даже сестра Мэри Бенедикт, которая с виду точь-в-точь артистка, – и та явно не знает. Оставалось строить догадки.
– Ты бы, Морин, спросила своего папу, – однажды посоветовала Моника. – Он бы тебе врать не стал.
А ведь это дело, подумала я: папа всегда правдиво отвечает на любые мои вопросы. И вот я дождалась дня, когда мы с папой и Брендой пошли на прогулку. Собралась с духом и выпалила:
– Папа, скажи, откуда берутся дети?
Папа как раз курил. От моего вопроса он неудачно вдохнул дым и жестоко закашлялся. Я даже испугалась, что он вовсе задохнется.
– Кто-кто берется, Морин? – наконец вымучил папа.
– Дети. Младенцы.
Папа поскреб в затылке, и волосы у него стали дыбом – он забыл про маргариновую смазку.
– Видишь ли…
– Я знаю про младенцев! – заявила вдруг Бренда.
– Ты? Не может быть!
– А вот и может.
– Ну и откуда они берутся?
– Сестра Мэри Бенедикт говорит, что детей посылает сам Господь, потому что они – Его благодать. Сестра Мэри Бенедикт наверняка знает, она же Господу Богу – жена.
Папа выдохнул с облегчением:
– Это истинная правда, доченька.
А меня объяснение Бренды не удовлетворило. Господь посылает, ха! Нет, здесь всё куда сложнее. И я непременно выясню что да как.
– Ладно, Бренда, допустим, ты права. Но ведь как-то же младенец попадает к маме в животик?
– Бог вдувает его через соломинку, – не моргнув глазом, выдала Бренда.
– Глупости, – отрезала я.
– Ничего не глупости. Верно, папа?
– Кто тебе это сказал, милая?
Бренда прикусила губу:
– Не знаю.
– Потому что это чепуха, – объявила я.
Бренда не сдавалась:
– Ну а как, по-твоему, они в животик попадают? Как?
– Я пытаюсь выяснить. Уже давно выяснила бы, если б ты хоть на минутку закрыла рот.
Теперь мы обе буравили папу глазами. Он молчал, и мы в один голос воскликнули:
– Ну папа!
Он присел на корточки и стал возиться со шнурками ботинка – будто все никак не мог правильно их завязать. Наконец откашлялся и говорит:
– Вы лучше у мамы спросите, девочки.
– Сам знаешь, что она не ответит. Ведь не ответит, а, папа?
– Ну-ка напомните папе, сколько вам лет?
– Мне почти девять, – сказала я.
– А мне скоро семь, – похвасталась Бренда.
– Вот стукнет тебе шестнадцать, Морин, тогда и спросишь.
– ШЕСТНАДЦАТЬ!
– Да, не меньше.
– Значит, это что-то запутанное, про младенцев? – рассудила Бренда тоном столь серьезным, что мы с папой так и прыснули.
– Да, родная, очень-очень запутанное.
– Так я и думала, – мрачно подытожила Бренда.
Папа вдруг пустился бежать.
– Айда за мной, девочки! Будем скатываться со склона!
