– А полезли на дерево?
– Ты в уме? Я же испорчу платье!
– Вот бы и мне тоже новое платьице!
– День рождения не у тебя, а у меня.
– А у меня когда будет?
– Расслабься, до твоего дня рождения чертовски далеко.
– Мне исполнится семь, да?
– Верно.
– А платье мне сошьют?
– Почем я знаю?
Бренда сникла, и я ее обняла:
– Конечно, тебе сошьют платье, Бренда. Тетя Мардж постарается. Вот увидишь – это будет самое-пресамое красивое платье на свете.
Бренда осторожно потрогала нежную тафту.
– Не хуже твоего платья, да, Морин?
– Даже лучше.
Бренда улыбнулась и сказала серьезно и чуточку печально:
– Ты настоящая красавица, Морин.
Я потрепала ее по волосам:
– А ты – маленькая зайка.
– Ну и что ж? Зайка так зайка, – согласилась Бренда.
Тут вышел папа:
– Меня, девочки, из собственного дома вытурили. Не знаете почему?
– Потому, папочка, что мама готовит праздник для Морин. У нее сегодня день рождения, а ты, небось, и не знал!
– Серьезно? – Папа скроил удивленную мину.
– Да! Морин исполняется… исполняется… Сколько тебе будет лет, Морин?
– Девять.
– Папочка, Морин нынче девять лет, и в честь нее будет праздник, а когда мне стукнет семь, для меня мамочка тоже устроит праздник, а тетя Мардж сошьет мне чудо какое красивое платье желтого цвета! – выпалила Бренда.
– И когда же случатся все эти восхитительные события? – спросил папа.
– Расслабься, папочка, до них еще чертовски далеко!
Папа взглянул на меня без улыбки и произнес:
– Ты очаровательна, доченька. Прелестна, будто с картинки сошла.
– Спасибо, папа.
Наверно, никогда и ни у кого не бывало лучшего дня рождения. Джек пришел такой нарядный – в белой рубашке с галстучком, в синем вязаном жилете, а главное, не в шортиках, а в брюках, как большой. Нельсон был в своем вечном коричневом джемпере, но волосы зачесал назад и смазал чем-то жирным, чтоб держались. Странное дело: при виде Нельсона у меня тоже иногда сводило живот, совсем как от папиных фортелей. Джек подарил мне брошку в форме птички – я знала, что эта птичка станет для меня величайшей драгоценностью. Моника подарила носовой платок с вышитой буквой «М». У Бренды подарка не было. Зато она стащила в кухне ломоть хлеба, намазала повидлом, завернула в обрывок газеты и вручила мне. Я ее обняла с таким жаром, словно в старую газету были завернуты сокровища британской короны. Хлеб я съела сразу, не побрезговала (хотя большая часть повидла впиталась в газетную бумагу) и сказала Бренде, что лучшего сэндвича в жизни не пробовала.
Нельсон протянул мне бумажный кулек. Внутри оказалось два «Черных Джека» и два «Бычьих глаза». Ничего себе Нельсон потратился! Разве ему такое по карману? Я сразу заявила, что это мои любимые конфеты, а Нельсон густо покраснел и стал чесать за ухом. Впрочем, видно было, что он совершенно счастлив.
– У тебя очень красивое платье, Морин, – сказал он.
Я тоже покраснела – прямо почувствовала, как щеки вспыхнули, – и ответила:
– Спасибо, Нельсон.
Конечно, лучше бы это Джек похвалил платье. На такой мысли я себя поймала и устыдилась. Нельсон ведь нищий, это по нему видно, а купил для меня дорогие конфеты. И я, желая загладить перед ним эту маленькую вину, сказала:
– А у тебя красивый джемпер.
Нельсон потупился, но вдруг широко улыбнулся.
– Еще бы. Коричневый – мой любимый цвет.
Потом мы играли в разные игры: в «море волнуется», в ручеек, в прятки и даже по очереди, улегшись на стул спиной и выгнувшись, пытались поднять с пола зубами коробку из-под сигарет.
