— Ола!
Взрослые как по команде ответили тем же жестом. А когда дети вдвоём осторожно пошли вниз, цокая коньками, Эрика повернулась к Майку:
— Прости, ты спросил…
— Говорит ли она по-испански. А она ответила: «Немного». Отец ваших детей испанец? — сделал неожиданный вывод Майк, и выглядел он слегка пришибленным.
— Нет, — улыбнулась Эрика. — Просто у меня особенные дети. Не нормотипичные, как из толерантности принято теперь говорить. Глафира — полиглот. Терпеть не могу это слово, но, если точнее, у неё необычные способности к языкам. А Данил любит всё научное. Сейчас, например, он увлекается зоологией. Только, умоляю, ничего не спрашивайте у него про насекомых.
— Почему? — всё ещё слегка пришибленный Майк посмотрел на Данилку.
— Если что, я предупредила, — достала оставшиеся бутерброды Эрика и один протянула Майку. — Козявка мавританская и калоед слаборогий — это меньшее, что вы можете услышать от моего сына.
— В свой адрес? — машинально откусил он и, словно его отпустило, улыбнулся.
— Как знать, — пожала плечами Эрика.
— А, я понял! Их отец Алый. Но вы развелись?
— Ты задаёшь слишком много вопросов, Майк. Сложных вопросов, — откусила свой бутерброд Эрика. — Как твой сын?
17. Глава 17. Эрика
— Уехал из больницы домой. Последние анализы вроде неплохие. Его невеста так меня перепугала, что я думал увижу обтянутый кожей скелет и на руках понесу его до самолёта. А он, кажется, даже поправился. Лысый, конечно, но ему на удивление идёт.
— А что у него? — жевала Эрика, пытаясь представить себе сына этого красивого статного мужчины. Лысого сына. То есть вот если состричь эту седину на висках и эти тёмные кучеряжки, в которые после гонок на коньках превратилась его некогда идеальная укладка. Оставить… А что бы она оставила? Наверно, вот эту ямочку на гладко выбритом твёрдом подбородке, едва заметную и какую-то родную. И губы «бантиком»…
—… верхняя с острыми уголками у тебя красивая, чтобы смотреть, а нижняя, — она оценивающе хмыкнула, — наверно, чтобы целовать, — закончила обводить пальцем контур его приоткрытых губ.
— Я буду целовать тебя обеими, — убрал он её руку и подтянул к себе. — А ты сама реши, какая тебе больше нравится…
Эрика невольно покрылась мурашками от этих воспоминаний.
— Лейкоз, — тем временем ответил Майк, пока Эрика его откровенно рассматривала. — Что? — смутился он, вытер рот. — У меня соус?
— Нет, нет, — засмеялась она. — Ваш сын похож на вас? Я просто пытаюсь его представить.
— О, нет! — улыбнулся он. А вот в зубах у него как раз застрял кусочек салата. — Скорее на мать. Разве что ростом пошёл в меня. И, наверно, характером. Такой же зануда.
— Лейкоз? Это же рак крови?
— Да, раньше именно так и называли.
И пока он читал Эрике лекцию, из которой она поняла, что это тяжело, но иногда лечится, всё смотрела на зелёный листик и думала, как же ему сказать.
— Говорю же, что я зануда, — почти правильно оценил он её скучающий вид.
— Нет, нет, мне интересно, только очень грустно и страшно. И я не знаю, как бы чувствовала себя, окажись на месте его невесты.
— Уверен, вы бы не сдались.
— Ни за что, — уверенно покачала она головой. — И к слову о детях. Нет, их отец не Алый. Помните, в баре я рассказывала вам историю.
— Она не выдуманная? — удивился Майк.
— Самая настоящая. Только всё это произошло шесть лет назад.
— Так это их отец тогда сбежал? — повернулся Майк к детям, что в два голоса кричали «Мама!», пока их мать усиленно делала вид, что не слышит.
