Перед ее глазами четко встала картина: один человек связывает ей руки лентой, другой прижимает к ее лицу мокрую тряпку, от которой исходит все тот же тошнотворный запах… Но был кто-то третий, кто не участвовал во всем этом, а неподвижно стоял в стороне и наблюдал, опершись об открытую дверку багажника. Оля видела его одно мгновение, и свет из окон бил ему в спину, мешая ей хорошенько рассмотреть его лицо, но на мгновение они встретились взглядами, и взгляд этого неподвижно наблюдающего человека вызвал в ней ужас гораздо более сильный, чем все манипуляции с клейкой лентой…
Оля снова попыталась встать. Колени ее дрожали, хотя в принципе она почти не испытывала страха. По крайней мере, так ей казалось…
Глаза ее быстро привыкли к темноте. В скупом свете, падающем из щели в потолке ее камеры, Оля увидела тускло поблескивающие ряды стеклянных банок.
«Подвал!»
Она на ощупь пробралась вдоль полок. Пол был цементированный, стены кирпичные. Она наткнулась на загородку для овощей, потом на металлическую лестницу, ведущую вверх. С трудом взобралась по лестнице и осторожно толкнула крышку люка, ведущего в подпол. Но он не шелохнулся. Оля, конечно, и не питала больших надежд на то, что люк окажется открытым. Ее радовало, что между досками пола и дверцей есть небольшая щелочка, в которую она может видеть, что происходит наверху.
В сенях горел свет. Оля из своего укрытия видела покрашенный коричневой половой краской порог и кусок стены, обитой сосновой вагонкой, и большую голову кабана с клыками, висящую на стене.
«Чучело… Похоже на охотничий домик. Или дачу. Чей-то дом…»
Она услышала голоса, затем шаги. Прямо у нее над головой заходили половицы, и грубые черные ботинки прошагали мимо нее. Заскрипела дверная ручка, ботинки переступили через порог и скрылись. За ними прошагали кроссовки и еще одни ботинки: на модной добротной подошве из какого-то серого пластика, с коричневыми вставками. Снова послышались голоса. На этот раз Оле удалось разобрать слова.
— Если она орать задумает, на улице слышно будет?
— Только возле дома, и то вряд ли… Да сюда никто и не заходит. А решит орать, опять усыпим.
Ботинок на пластиковой подошве сдвинул половик на полу, и Оле в лицо посыпался сверху песок и мелкий сор. Она отпрянула от щели, а когда через некоторое время снова выглянула, то, к своему глубокому огорчению, убедилась, что люк подпола сверху закрыли ковром. Из щели больше не проникал свет. Ничего не оставалось, как спуститься с лестницы и вернуться на матрас.
В подполе было прохладно. Оля закуталась в шубу, положила голову на пыльный матрас и закрыла глаза. Мысли потекли своим чередом, и спустя несколько минут Оле даже показалось, что никакого похищения нет и что лежит она в своей комнате, сейчас ночь… А скоро наступит утро, пора будет идти в институт… Вот только ноги почему-то страшно мерзнут. Оля почему-то вспомнила, как в детстве хотела стать фигуристкой. А родители в шутку пугали ее, что, мол, отморозит ноги на льду… И еще много чего вспоминала Оля, пока ее мозг проваливался в сон…
…В детстве Оля мечтала заниматься фигурным катанием или балетом, но сначала их семья жила в маленьком районном городе, где не было ни балетной студии, ни катка. Потом мать перевели на работу в областной центр, и Оля смогла один год позаниматься в секции фигурного катания. Тренер считал ее перспективной для парного катания — маленького роста, не без таланта, с огоньком и внешними данными.
