Утром Настю стал бить озноб. Похмельный Виталий сказал, что вылечит ее своей огромной любовью, смачно поцеловал в лоб, и отправился на репетицию. Когда приехал вечером, Настя лежала в бреду с температурой сорок с половиной… Голодные дети впервые в жизни пытались сделать что-то сами, распотрошив холодильник.
Ночью Настя умерла…
Утром после похорон Виталий умылся, поглядел в зеркало, и ужаснулся… На него смотрел неприятный облезлый человек с выцветшими глазами, собственноручно столкнувшего свою жену и мать своих троих детей в могилу…
…Когда Виталия по старой памяти кто-то в театре называл «любвеобильным», то он вздрагивал, как-то весь сморщивался, закрывал глаза и о чем-то с ужасом думал.
Женщины больше им не интересовались. Назойливые ухаживания сильно молодящегося пожилого человека казались пошлыми и отвратительными.
Зато серьезные критики впервые удостоили Погодина своим вниманием. Он уже не казался им поверхностным резонером с недорогими штампами, в его игре зазвучали по- настоящему глубокие и трагические ноты…
ПЕРВЫЙ АРТИСТ ЭПОХИ
(из серии» Уникальные актёры, которых никто не знает»)
Николай Осипович Агапкин был гениальным артистом. Но никто об этом не знал. Да и сам Николай Осипович, по великой скромности своей никому об этом не говорил.
Никто не знал, что Николай Осипович не просто гениальный, а без всяких сомнений Величайший Артист своей Эпохи по масштабу дарования, глубине, и трагизму.
Просто Николай Осипович никогда не выступал на публике. Он проигрывал роли внутри себя. И как-же он это делал! если бы великие души и умы театра хотя бы на минуту заглянули под кожу Николая Осиповича, в минуты его актёрских озарений, то они бы признали свою скудность и мелочность своего понимания театрального процесса и подлинной жизни персонажа!
Первая роль, роль-первенец, где уже чувствовались зачатки могучего дарования, была сыграна 6 сентября 1975 года, когда Николай Осипович, в ту пору простой учащийся строительного ПТУ, ехал домой и читал чеховского «Злоумышленника». Он закрыл глаза, и… внутри него полилась музыка. Гениальная музыка роли простого деревеннского мужика, откручивавшего гайки.
Если-бы пассажиры троллейбуса могли видеть, с какой страсть Николай Осипович внутри себя проигрывает роль, с каким бесхитростным комизмом и в тоже время трагедийностью, то они, скорее всего, встали бы перед Николаем Осиповичем на колени.
Через пару лет пришла вторая роль, в которой дарование Николая Осиповича развернулось уже с настоящей силой. Ещё бы, ведь это была роль Гамлета, одна из его лучших ролей, для которой он был рождён. Первый раз она была сыгранна, как всегда, внутри себя, а затем много раз повторена в более мощных и глубоких редакциях на стройке, на планёрке, в доме отдыха и даже стоя в очереди за дефицитными товарами. Домашние, жена и две дочери, часто не понимали, почему их любимый муж и отец чувствует себя плохо, отчего не хочет кушать и смотреть телевизор. Ибо роли, как всякий великий артист, Николай Осипович отдавал себя всего, без остатка. Его Гамлет был, без преувеличения, на множество голов выше Гамлетов Смоктуновского и Лоуренса Оливье, и даже выше, хотя и не намного, Гамлета Мочалова.
Великая шекспировская роль отняла у Николая Саныча много сил, и поэтому в последующие несколько лет он создал не такой величины как Гамлет, но тем не менее запоминающиеся и грандиозные образы: просто по-чаплински филигранно сыгранный Основа с ослиной головой во «Сне в летнюю ночь» того же Шекспира, до слёз трогающего Грегора Замзу в «Превращениях» Кафки, влюблённого Парфёна Рогожина в «Идиоте» Достоевского, немного суховатый Уриэль Акоста. Наконец-то в творчестве Николая Осиповича появился его современник: роль Кистерёва в пьесе Тендрякова «Три мешка сорной пшеницы» Николай Осипович любил особенно, и, нередко играя её, никогда не расслаблялся, и с годами вносил в неё всё новые и новые нотки.
