Когда падали стены… Переустройство мира после 1989 года - страница 11

. Но другие вглядывались в то, что стояло за этим случаем и за его риторикой. «Крисчен сайенс монитор», например, привлекла внимание к тому, чего Горбачев не сказал. Не было никаких признаков того, что Кремль намерен полностью отказаться от самых передовых позиций своего стратегического влияния, обретенного в результате Второй мировой войны, – в Восточной Германии и Восточной Азии. В речи на самом деле совершенно ничего не было сказано об Азии. Вооруженные силы в Советской Азии будут сокращены, обещал он, и «значительная часть» советских войск, временно размещенных в Монгольской Народной Республике, должна «вернуться домой». Но в его речи не упоминались базы во Вьетнаме, сожалела газета, и ничего не было сказано о четырех северных японских островах, захваченных Сталиным в 1945 г., чей спорный статус не давал заключить мирный договор между Японией и Советским Союзом и формально завершить Вторую мировую войну51. Газета специально отмечала: горбачевское видение мира после холодной войны было селективным – но речь в ООН ясно показала, что для него средоточие холодной войны лежало в Европе. И именно там надо было снять напряжение.

Завершив свое выступление в ООН52, Горбачев сконцентрировался на следующем пункте своей нью-йоркской программы: встрече с президентом Рейганом и вице-президентом Бушем на острове Говернорс-айленд за южной оконечностью Манхэттена. Находясь в своем лимузине по дороге к пирсу на Баттери-парк, советский лидер принял срочный телефонный звонок из Москвы: на Кавказе произошло серьезное землетрясение, и, по самым последним сообщениям из Армении, оно унесло 25 тыс. жизней. Горбачев решил возвращаться домой следующим утром без остановок на Кубе и Лондоне, как планировалось изначально53. Оставаясь в курсе тревоживших его событий во время короткой поездки по воде, он все-таки продолжил думать о том, что должно было произойти во время его пятой и прощальной встречи с Рейганом, человеком, которого он уже больше не считал «консерватором» и «неперестроившимся воином холодной войны», вместо этого вместе с ним он сумел вопреки препятствиям выработать настоящее доверие и стать друзьями54.

Наблюдая за тем, как паром пересекает неспокойные воды Нью-Йоркского порта, Буш почувствовал напряженное ожидание среди встречавших американских и советских официальных лиц. Он сам волновался. Как у избранного президента у него оставалось лишь несколько недель до инаугурации, но он пока не мог определять политику, ему еще предстояло явить свою будущую роль, соответствующую статусу президента, а не как заместителя Рейгана. Он знал, что Горбачева расстроит, когда он узнает, в каком направлении он намерен строить отношения с Советским Союзом, но Овальный кабинет пока занимал Рейган. В тот день Буш хотел избежать чего-либо, что можно было подать как подрыв авторитета действующего президента или что могло каким-либо образом связать свободу его действий в будущем55.

Горбачев сошел на берег, оглядывая встречающих, и тут у него на лице появилась широкая улыбка – с такой же улыбкой на набережной его приветствовал Рейган. Обе делегации расположились в резиденции коменданта Говернорс-айленд. Беседа во время этой встречи носила непринужденный и ностальгический характер: это не была «переговорная сессия», как заметил Горбачев присутствовавшим журналистам. Она действительно была в каком-то смысле «особой», как назвал ее Буш, из-за его собственной двойственной роли, обращенной как в прошлое, так и в будущее