Кто-то вздохнул за спиной василевса:
– Господи, спаси наши души!
– «Стены его падут, и будет царствовать в нем юноша, который наложит руки свои на священные жертвы. Тогда восстанет спящий змей и убьет юношу и будет царствовать пять или шесть лет. После него воцарится дикий волк, и поднимутся народы севера, которые приступят к великой реке…»
С перекошенным лицом, с глазами, наполненными безумием, василевс протянул руку.
– Остановись!
Лев прекратил чтение. Мы с замиранием сердца обратили свои лица к благочестивому. Простирая руки в ту сторону, где был осажденный город, Василий взывал:
– Какие стены падут? Какой юноша будет царствовать? Какие народы севера придут? Руссы?
Голос василевса звенел, поднимался с каждым словом, поражал наш слух, как звон кимвала.
– К какой реке приступят народы севера?
Мне было не по себе. В воспаленной голове теснились мысли. В самом деле – какие стены падут? Эти стены, перед которыми мы стояли? Кому грозит гибель? Может ли человеческий ум верить в эти пророческие слова или все это жалкий бред? Но как иначе предвидеть то, чему суждено случиться? В самом деле – какие народы севера? Руссы? Это им уготовлены мы в жертву?
Василий сжимал голову руками, вперив взгляд в пространство, точно пытаясь проникнуть в тайны будущего.
– Продолжай, Лев!
Лев снова склонился над страшной книгой.
– «Восстанет великий Филипп с шестнадцатью языками, и будет битва. Но глас с Небес остановит сражение. Тогда перст судьбы укажет человека. Ангел возьмет его в Святую Софию искажет ему: „Мужайся!“
– Читай, читай!
Но Лев хотел перевести дух и остановился.
– Читай!
Лев продолжал:
– «Тогда настанет изобилие плодов и мир на земле. Тогда лоза будет приносить тысячу гроздий, а жатва даст неисчислимое множество колосьев, но зубы у антихриста будут железные, и скоро во всем мире останется одна мера пшеницы…»
В лагере послышался шум, топот коней, крики воинов. Ксифий вышел посмотреть, что там происходило.
– «Десница его будет медная, а когти в два локтя длиной. И будет он долгонос, глаза его будут как звезды, что сияют утром. И на челе его будут написаны стихи…»
При этих словах вернулся Ксифий. Он вошел в хижину, даже не сделав положенного земного преклонения перед василевсом. Лицо его слегка побледнело. Лев невольно прекратил чтение, повернув лицо в сторону вошедшего, и так иостался с открытым ртом.
– Что случилось? – с раздражением спросил Василий.
– Благочестивый…
Присутствующие в волнении встали. Ксифий едва мог говорить.
Сигнальные огни сообщали о приближении Самуила. Мы были окружены.
Василий немедленно снял осаду, ибо был способен принимать быстрые решения, но болгары настигли нас в ущельях и нанесли страшное поражение…
Помню, что в пути, когда мы поспешно и в беспорядке отходили с остатками сил на Филиппополь, была остановка на ночлег в каком-то разоренном селении. Наши разгромленные фемы устремлялись на восток. Душераздирающе скрипели возы. Дорога была усеяна трупами людей и тушами животных. К ним уже слетались вороны. Этого невозможно забыть: страшная заря на западе, скрип возов, а на пламенеющем небосклоне тучи черных чтиц…
Толпы беглецов поспешно уходили под покровом ночной темноты. В селении, через которое мы проходили, стояла скромная каменная церковь с круглым куполом, а вокруг нее раскинулись крытые соломой хижины. Только дом священника был под черепицей. В нем устроили постель для василевса, затопили очаг, потому что ночь была холодная, и к дверям приставили стражу.
